Читать книгу "Белая субмарина - Влад Савин"

Парни из службы связи постарались, мощные громкоговорители позволяли слышать музыку, наверное, даже на испанской стороне бухты. Песни были… Наверное, дома, слушая их за пивом в пабе, мы замечали их не больше, чем уличный шум, но здесь они говорили нам о том, что где-то есть дом, где нас ждут. Веселье, беззаботность, и никакой войны. Забыть, хотя бы на час, что завтра, возможно, придется умирать, что будут кровь, грязь, окопы или пыль. День, ночь мы идем по Африке. Только пыль от сапог. Эту песню мы проводили молчанием, без аплодисментов, она напомнила нам, кто мы и где. Тогда снова вышла она, Вивьен, — и обратилась к нам с речью. Вы делаете большое и нужное дело, парни, так возвращайтесь же скорее с победой, а мы дома будем вас ждать.

И тут мы услышали самолеты во тьме. Много самолетов. Они шли с северо-запада, могли быть и нашими. Я не знаю, что думали штабные, может быть, не захотели прерывать концерт не разобравшись. Но хорошо помню, что свет на кораблях погас, лишь когда упали первые бомбы. С берега, с четырехсот ярдов, я видел, как вспучилась палуба «Юникорна», летели в стороны обломки и тела, и взметнулся столб пламени от горящего авиабензина. Самолеты выходили из пике и проносились над самой водой, черными птицами апокалипсиса, по ним сначала даже не стреляли. Берег не бомбили, только корабли — но почти все начальство, все штабные, были на «Юникорне», в первых рядах партера. Нет, кажется, досталось еще аэродрому, там вроде бы засыпали после воронки на полосе. Паники не было, была неразбериха, кому и куда бежать, есть ли угроза штурма с моря или с суши? Все спешили занять позиции по тревоге, но, пока добежали, все уже закончилось. Было тихо и темно, никто больше нас не атаковал.

Джерри бросали тяжелые бомбы, по тонне. «Юникорн» горел всю ночь, а затем опрокинулся и затонул там же, у причала. «Родней» получил бомбу в надстройки, там все разворотило. Тяжелее всех, не считая «Юникорна», пришлось старине «Нельсону»: две бомбы, два прямых попадания по тонне было слишком даже для него. Подорванный еще раньше вашей предательской торпедой, он накренился на левый борт и сильно сел носом, а затем, когда палуба до первой башни ушла в воду, вдруг перевернулся кверх килем, это случилось ночью, и говорят, водолазы слышали, как наши парни, заживо погребенные в его отсеках, стучали по корпусу, в надежде что им помогут. Один лишь «Хоув» не пострадал, хотя две бомбы взорвались в воде очень близко, было сотрясение, даже где-то разошедшаяся обшивка, но ничего серьезного. Откуда я в этом разбираюсь, хоть сухопутный? Падре, я из Белфаста, работал на верфи «Харланд энд Вольф». А отчего не попал во флот или технари береговой базы? Давайте не будем о том сейчас…

Помню, нас всех, сразу после налета больше всего волновало, жива ли Вивьен. Оказалось, что ее сбросило с палубы в воду, и кто-то там прыгнул вслед, помог ей выбраться на берег. Погибло очень много людей, даже на «Роднее», наверное, половина экипажа, там ведь все были на верхней палубе, да еще старались залезть повыше, чтобы было лучше видно, — представляете, что было, когда в эту толпу попал тонный фугас? И не всем упавшим в воду, особенно раненым или контуженым, повезло так, как Вивьен. И что было делать с «Нельсоном», будь у нас оборудование, можно было бы прорезать дно, установить шлюзовую камеру, вывести на поверхность тех, кто живой, — но у нас не было ничего этого, а ждать, пока привезут из метрополии, было бесполезно. Кажется, водолазы пытались протащить шланги, подать воздух в отсеки. Может быть, им и удалось бы кого-то спасти, если бы нам дали время.

Падре, не надо говорить мне, что у вас не было в Крепости шпионов. Откуда еще джерри узнали про концерт, выбрав столь удачный момент для удара? А правда, что они же захватили французский флот в Тулоне, заранее и тайно введя на базу своих переодетых солдат со спрятанным оружием, как нам рассказали? Потому не надо нас винить, что мы в ответ должны были провести изоляцию «потенциально враждебного элемента» — все испанцы, работающие в Крепости, были арестованы и до выяснения заключены в подземелья Скалы. Насколько мне известно, насилие применялось в пределах допустимого, никаких эксцессов не было.

Утром был второй налет. Совсем нестрашный на вид, не похожий на то, что было ночью. С десяток больших самолетов, похожих на наши «галифаксы», появились на большой высоте, наши девяностамиллиметровые зенитки стреляли и, кажется, зацепили один, он ушел дымя и со снижением. Но они до того успели сбросить бомбы, по одной каждый, причем бросали как-то странно, поодиночке, с заметными интервалами, зато невероятно метко. Две бомбы попали в «Родней», одна в «Хоув». Причем на «Хоуве» пожар был дольше и сильнее. Но к вечеру его потушили, и ночью эскадра ушла. И на борту «Хоува» в Англию отбыла наша Вивьен. Остался лишь «Родней», приткнувшийся у берега. Нам сказали, что флотские оставили его в поддержку.

Затем, на третий или четвертый день, нам объявили, что на испанской стороне уже находятся немцы, ставят батареи, размещают войска для штурма. Это оказалось правдой, когда над нами снова появились самолеты, на этот раз это были Ю-88, как над Лондоном в сороковом, и наши зенитки открыли огонь, по их позициям почти сразу ударили артиллерией со стороны перешейка. Тогда ответил и «Родней», своими шестнадцатидюймовыми, также стреляли батареи «Каролина», «Тови» и Чертова Пасть. В ответ с испанской стороны бухты полетели пятнадцатидюймовые снаряды из наших же пушек, которые мы продали испанцам, таких же как на наших старых линкорах, «тип R», и «Элизабет». Вечером обстрел повторился, причем целились явно не в крепость, а в «Родни», ну еще досталось нашим батареям. Кто-то радовался, а умные говорили, значит, немцы собираются брать нас штурмом, зачем им свою будущую базу разрушать?

Первый штурм мы отбили играючи. Успев оборудовать сухопутный фронт — солдат под обстрелом зарывается в землю, подобно кроту, очень быстро — даже если эта земля тверда как камень, а инструментов мало, ничто так не стимулирует работу, как желание жить. Если бы мы действительно готовились напасть на вас, мы бы все тут залили бетоном, соорудили бы форты, не уступающие линии Мажино. Но Крепость двести лет была всего лишь тыловой базой, никто и никогда не пытался ее штурмовать. А Британия думала, что если у нее первый флот мира, то никто не посмеет тронуть ее солдат. И тогда эти, кто шел на нас в атаку, в полный рост, почти не пригибаясь и не залегая, жестоко поплатились, у наших пулеметов раскалялись стволы, впереди все было усеяно телами, полтора километра по ровному открытому месту, зажатому морем с обеих флангов! Мы легко отбили этот штурм — но за ним последовал второй, теперь там была не одна пехота, но и танки. Это были французские В-1, и нам было неприятно видеть, что наши двухфунтовые и даже шестифунтовые[21]не пробивают их броню. И немецкая артиллерия в этот раз работала гораздо активнее, пристрелявшись и к линии нашей обороны, и к позициям наших стационарных шестидюймовых батарей, так что пришлось выдвигать на прямую наводку зенитки. И эту атаку отбили, ценой потери десятка девяностомиллиметровых, большие потери были и в пехоте, враг прорвался до аэродрома, местами дошло до гранат и даже штыков.

Оказалось, против нас сражаются не немцы. Мы взяли несколько пленных, которые все оказались французами, и за участие в войне им обещано полноправное гражданство Еврорейха. Тогда мы поняли, что это за война. Раньше было много империй: русская, германская, австрийская — но была лишь одна Империя, без указания страны, и все понимали, о ком речь; точно так же Королевский флот, Роял Нэви, в мире лишь один. Значит, сейчас война не за что-то мелкое, а за право называться той единственной Империей, нам бросили вызов, и мы обязаны достойно ответить или перестать быть тем, кем были уже века!