Читать книгу "Не по сценарию - Ольга Журавлёва"

и чашка кофе была бы сейчас кстати.

Элли не стала меня догонять, правильно рассудив, что сейчас меня лучше не трогать. Но уже сидя внизу на подоконнике и глядя на сонную летнюю улицу, где лениво прогуливались люди, я подумал, что Элли права. В конце концов, она не отказалась быть со мной. А ее сопротивление просто не жизнеспособно. Я же не отпущу ее. Проведет у меня пару ночей без своих вещей, после третьей надоест — и она сама перевезет ко мне шмотки. Меня просто-напросто взбесил сам ее отказ, несмотря на то, что у него не было никакого основания.

Я потер ладонями лицо. К себе у меня было все-таки больше вопросов, чем к Элли. С каких пор я хочу жить с женщиной в одном доме, существовать с ней в одном пространстве, да еще каждый день? С каких пор я готов уговаривать женщину на это, да еще и злюсь на ее отказ?

Но тут же вспомнил по разлитый в сердце мед и понял, что хочу продлить именно это ощущение. Как только Элли перестанет мне его дарить, мы расстанемся.

Глава 19. Элина. Перед премьерой

Теперь случилось то, чего боялась,

Но я сильней всех бесов оказалась.

Пьеса «Заблуждения»

Если бы пару недель назад кто-то сказал мне, что я буду делить постель с Артуром Данилевским, я бы рассмеялась и покрутила пальцем у виска. Я бы ответила, что мы разные, что мы не совпадаем ни в чем, что он непостоянен с женщинами, и меня это не устраивает.

Но вот он, лежит рядом, такой сонный такой потрясающий и такой любимый. Темные ресницы отбрасывают тень на заостренные скулы, брови расслаблены, а манящие губы чуть приоткрыты. Он спит. А я наблюдаю за ним, стараясь не дышать, чтобы не разбудить и не спугнуть тот чудесный момент, когда я могу представить, что Артур полностью мой.

Это, конечно, не так. Он по какой-то причине решил сделать меня своей любовницей, а я просто не смогла ему сопротивляться. Его сейчас все устраивает: желанная девушка в постели, покорная и не проблемная. И меня устраивает. Почти… Все прекрасно, каждая проведенная с ним ночь, каждая гребаная минута с ним для меня равны целой жизни. Но я ведь знаю, что скоро все закончится. Не могу только угадать, когда это случится.

Я люблю его. Полюбила и не смогу больше никогда отбросить это знание. И существовать без него, кажется, тоже не смогу. Артур вывернул мою душу, приковал к себе мое сердце, как энтомолог — коллекционную бабочку, проткнув ее насквозь булавкой. Мое сердце теперь способно жить только в связке с ним. Но стоит ему меня оставить, как я рассыплюсь пеплом.

Артур же не способен любить. Он ничего не обещал, не бросил ни одного неосторожного слова, которое дало бы мне надежду. Зато он был самым прекрасным и чутким любовником, какого только можно себе вообразить, и прекрасно удовлетворял меня в постели, чем еще больше приковывал к себе.

Как бы хотелось поверить, хоть на миг представить, что этот мужчина — мой. Только мой, и ничей больше. Но это не так. Я знаю это, он моя болезнь, и лекарства от нее не существует.

Я легко провела указательным пальцем между его бровей, чтобы стереть тонкую морщинку, появившуюся только что. Что же тебе снится, великий поэт, актер и режиссер Артур Данилевский? Что плохое может изрезать твой лоб озадаченными морщинками?

Арт не проснулся. Лишь улыбнулся во сне, глубоко вздохнул и перевернулся на спину. Как же я его люблю… Я тоже легла на спину, глядя теперь в потолок. Неделю назад он безапелляционно мне заявил, что теперь мы живем вместе. И, сколько я ни сопротивлялась, мы действительно стали проводить с ним каждую ночь. Как бы мне ни хотелось держать дистанцию, с ним это не получалось. Он просто брал свое, а я просто поддавалась, испытывая от его напора отдельный кайф.

Мы теперь проводили много времени вдвоем. Много занимались сексом и оставшееся время оттачивали мою роль, даже дома. Артур оказался превосходным учителем, и свои эксклюзивные методы, которые он применял со мной, выворачивали душу и заставляли переосмысливать чуть ли не всю свою жизнь и свои взгляды. Может быть, я даже стала чуть больше циничной.

В театре Арт теперь присутствовал на каждой репетиции, и как же его работа отличалась от того, что делал Эдик! Сложно описать в двух словах его методы, охарактеризовать их. Хотя, можно и одним: гений. Не знаю, как у него получалось воздействовать на всех актеров, но каждого из них он читал, словно раскрытую книгу. И не просто читал, а умело вносил в эти книги свои правки. Мы все слушались его, как завороженные, которые следуют за звуком сказочной дудочки и готовы даже утопиться под ее волшебные звуки. Арт никогда не повышал голоса, не принуждал, не навязывал и не пытался оскорбить человека, если у него что-то не получалось. Но всегда он проникал до самой сути, до глубины проблемы, чтобы подкорректировать то, что казалось Артуру несоответствующим его критериям. Ему не нужно было объяснять, что он хочет. Он удивительным образом показывал и заставлял почувствовать тот самый нюанс, оттенок эмоции, которого хотел добиться.

Каждый раз наблюдая за его работой, которой Артур отдавался со всей страстью, я тихо восхищалась им и испытывала невероятную гордость, что этот великолепный, уникальный, роскошный мужчина сейчас мой. Да, пусть ненадолго, но я чувствовала себя причастной к его гениальности.

Находясь полностью, с головой, погруженной в свои эмоции и проблемы, я не заметила, как изменился Влад. Не будь я занавешена шорами, которые позволяли мне видеть лишь Данилевского, разглядела бы это сразу, но понять, что с моим партнером что-то не так я смогла лишь после того, как на это обратил внимание Артур.

— Влад, ты выглядишь слишком отстраненным, — как-то спокойно заметил мой мужчина на одной из репетиций. — Ты играешь не вареный овощ, а страстного любовника. Я знаю, что ты можешь лучше.

— Извини, Арт, не сегодня, — ответил Влад, и я тогда с удивлением посмотрела на него, разом заметив и жесткий взгляд, который видела лишь однажды, когда мы забирали Диану, и опустившиеся вниз уголки губ, и едва заметные морщинки, которые теперь прорезались на лбу Влада.

Арт тогда ничего не ответил, а я стала тоже обращать внимание, что Влад как будто играет вполсилы, словно ему неинтересно, он остыл к тому, чем раньше горел.

После репетиции