Читать книгу "Разведывательная деятельность офицеров российского Генерального штаба на восточных окраинах империи во второй половине XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова) - Сергей Эдуардович Зверев"

великолепно. Надеюсь, Бог не оставит нас и в этом ответственном государственном служении.

Подпись Л.К. Артамонова

Простились дружески с хозяином ночлега и выступили из его двора 12/XI в 9h45m утра.

Встретили наших туркмен в р. Чендыре, которые отправлялись в г. Бужнурд со 11 верблюдами за пшеницей. Сопровождавший меня (начальник персидского конвоя) юз-баши (Реза-оглы Агаджан-оглы) взыскал с них подать (бадж) с каждого верблюда по 3 крана. Туркмены мне говорят, что с них постоянно взимают такой бадж частью деньгами, а частью вещами, всегда их притесняя при этом. С туркмен, кроме того, потребовали пошлину со ста верблюдов, завьюченных пшеницей, 25 туманов и сапоги. Денег у туркмен не хватило, и чтобы облегчить их положение, я купил у них кусок шерстяной материи за 30 кран. Если бы меня не было, то мой начальник почетного конвоя обобрал бы туркмен до нитки, так как их было двое и безоружных в степи. Да еще русских подданных…

В 4h35m дня подошли к роднику Сарыкамыш. Это довольно обширное ровное пространство, поросшее роскошной травой и прорезанное двумя ручьями в овражистых, заросших деревьями руслах. Три года тому назад здесь было небольшое селение из 6 дворов, но туркмены (юмуды) вырезали жителей и разрушили селение, так что уцелела одна только мазанка небольшая, которая и обслуживает проезжающих. Вообще, пройденная местность удивительно плодородна и весьма пригодна для культуры, но по причине постоянных грабежей здесь не могут основываться селения. Склоны гор покрыты лесом (кипарисом), особенно в ложбинах, ближе к вершинам. Весной здесь роскошный подножный корм и много воды.

По словам нукеров ильхани и данного мне проводником Таган-сардаря (у него останавливался полковник Стюарт), подножный корм здесь начинается с науруза месяца (март): уже тогда можно жать траву. Держится подножный корм около пяти месяцев, затем все выгорает и засыхает. Так же точно высыхает большинство встреченных нами ручьев…

Таган-сардарь рассказывал, что англичанин Стюарт приезжал сюда месяц спустя после науруза (апрель) и провел здесь 21 день, разъезжая по всей местности вблизи нашей границы. Приехал он в с. Пашкала из г. Мешеда, а уже отсюда начал разъезжать и «все записывать».

На привале вблизи аула Мустафе (на р. Чендырь) ко мне явился старшина аула и любезно просил отдохнуть в его кибитке. Население аула встретило меня с уважением. Весь пройденный путь от г. Бужнурда на с. Пеш-кала до р. Чендырь и аула Чакан-кала у казачьего поста протяженностью около 140 верст надо признать затруднительным для грузового колесного движения лишь в нескольких участках. Страна по пути, начиная от курдского сел. Пеш-кала до долины р. Чендыря совершенно безлюдна, невзирая на благодатный климат, необычайно плодородную почву и наличие водных обильных источников (родников, ручьев и речек), обеспечивающих развитие земледелия и садоводства, а также превосходных пастбищ. По заявлению ильхани, бывшие здесь курдские селения беспощадно вырезаны и разрушены туркменами четыре года тому назад, т. е. в 1887 г. В отместку за это персидское правительство в 1888 году двинуло в туркменские кочевья даже значительные военные силы, ничего серьезного туркменам не причинившие, а закончилось все переговорами. Причиной такой всеобщей резни мирного земледельческого населения в названном районе надо искать глубже. Поощряемые пограничными властями курдские поселки стали внедряться в районы очень ценные для самих туркмен и стеснять их. Опасаясь захвата своих исконных кочевий в описанном районе, юмуды главным образом, не без участия и гоклан, очистили «свою» страну от непрошенного заселения сельским и чуждым их племени людом.

Во всяком случае, я лично убедился в полном уничтожении здесь бывшего сельского населения, свежие развалины поселков, которые я видел всюду по пути у родников, ключей и др. водных источников. Эти последние без расчистки и ухода глохнут, а летом и пересыхают. Теперь это район, по которому рыщут аломанщики, направляя свои набеги на караваны и проникая далеко вглубь страны, но небольшими, искусно руководимыми партиями. Данный нам ильхани проводник, стары, опытный «сардарь» (водитель некогда в молодости аломанов) очень хорошо знает всю пройденную нами местность, а также намерения аломанщиков. Уже по окончании работы со мною он признался, что в окрестностях с. Кифана находилась значительная партия аломанщиков, которые рассчитывали ограбить наш караван, но он их перехитрил: мы прошли по другой дороге и партия нас прозевала, а потом уже не решилась нападать вблизи русской границы.

На казачьем посту в Чакан-кала, куда мы прибыли 15/XI 91 г., в 5h 10m дня меня ожидали, и начальник поста после рапорта о состоянии поста передал мне запечатанный секретный пакет от командующего войсками. В нем генерал Куропаткин приказывал усилить мой конвой назначенными в мое распоряжение 8 казаками и 4 джигитами милиции, и с этим конвоем выполнить возложенную на меня задачу.

Прежде всего я расстался со своим персидским конвоем, который мог мне только повредить в глазах туркмен, передав через юз-баши Риза-кули мою сердечную благодарность за его внимание и заботы о нас. Объявил дневку всем моим людям на казачьем посту в Чакан-кала. Обстоятельно ознакомился с присланным мне усилением конвоя и познакомил его с предстоящим нам важным государственным поручением в кочевьях персидских туркмен по поручению командующего войсками и посланника нашего в Тегеране. Заменил слабых лошадей в своем основном конвое. Все люди рады были со мною идти, что меня сильно ободрило. Все снаряжение и вьюки были тщательно осмотрены и подправлены. Словом, изготовились мы вполне серьезно во всех отношениях.

Все исполненные мною до сих пор работы и рапорт мой начальнику штаба области в запечатанном пакете я сдал начальнику казачьего поста с приказанием летучей почтой доставить на ст[анции] ж[елезной] д[ороги] Кизил-Арват, а оттуда почтой в г. Асхабад. В гокланском ауле у Чакан-кала при моем проезде на пост меня приветствовали туркмены очень любезно, а старшина подал хлеб и соль, за что, конечно, было заплачено немедленно. Но из этого дружелюбного отношения в двух аулах персидских туркмен я понял, что и дальше встречу такое же доброжелательное отношение.

Посланное мною из г. Бужнурд письмо стало известным и здесь, и мой проезд через границу, почет, оказанный мне в наших пределах, наконец, усиление моего конвоя отборными свежими всадниками – все это производило достодолжное впечатление на персидских туркмен, и весть о моем движении быстрее телеграфа проникла вглубь Юмудской степи. Тем не менее, я решил ежедневно и заблаговременно посылать с нарочным местного жителя с извещением о моем приходе и месте предположенного ночлега. Все мы, слава Богу, были здоровы и полны желания выполнить успешно возложенное на нас трудное