Читать книгу "Майкл Каллен: Продолжение пути - Алан Силлитоу"

сделать заказ.

— Сначала я выпью вино, белое бордо. Затем «Ньюкасл Поуп»  или «Шонёф дю Пап»,а потом бутылка «Джолли Ред».

– О чем ты?

Ее раздражение по поводу моей словесной чепухи, казалось, вышло из-под контроля. Этти пришла как раз вовремя, раскрасневшаяся и светловолосая, ее маленькое личико было слегка обеспокоено, вдруг она что-то пропустила.

Филлис заказала копченого лосося и стейк турнедо, как если бы я был сделан из денег, и Этти последовала ее примеру. Обе желали избавиться от деморализации мясного заведения, в котором они работали. Я не возражал, потому что Филлис стоила того, чтобы потратить на нее все, что у меня было, из тех женщин, чья полупривлекательная внешность и буйный расточительный дух заставили бы любого мужчину почувствовать себя чудаком. Когда мы чокнулись и приступили к трапезе, она спросила:

— Ну, а чем ты зарабатываешь на жизнь?

— Я агент по недвижимости в Ноттингеме. Я здесь на неделю, в гостях у друзей.

Этти нарезала копченого лосося квадратиками, а Филлис свернула его, как ковер, и засунула внутрь одним махом.

— И чем занимаются агенты по недвижимости?

— Хороший вопрос. Я — смотритель кошек.

— Кошачий смотритель?

— Это жизненно важная часть нашей организации. — Моя серьезность убедила ее. — Часто, когда мы показываем людям квартиру или дом, они жалуются, что комната недостаточно велика, чтобы в ней можно было разместить кошку, поэтому мы решили оставить несколько кошек, чтобы доказать, что комната была — или на самом деле не была — достаточно большой чтобы завести кошку. На самом деле кошек у нас четыре. После этого большинство других агентов по недвижимости скопировали нас и тоже держат кошек.

— Я не знала.

— Разве вы не замечали, когда заходите в контору агента по недвижимости, как отчетливо пахнет кошками? Это не неприятно, потому что они очень хорошо размещены. Моя работа — кормить их, чистить их ящики и поддерживать журнал в актуальном состоянии.

Филлис доела черный хлеб с маслом. — Журнал?

Я налил еще вина.

— Кошачий журнал, в котором записываются дата, время, место и результаты каждого случая, когда кошку выносили в комнату, чтобы посмотреть, насколько она велика.

Этти сжала руки вместе. — Разве это не жестоко?

— Ну нет, при определенном порядке, это не так. И они к этому привыкли. Это их жизнь. Они любят прогулки и с нетерпением их ждут. Это раз в два-три дня. В любом случае не все клиенты спорят о размерах помещения. Но если кто-то выражает сомнение или предвидится спор, мы кладем дежурного кота в коробку и берем его с собой. Они очень умны. Если комната недостаточно велика, чтобы разместить в ней кошку, они прекрасно умеют обходить мебель и  стены и избегать пламени камина. Они издают мяуканье, как радар, чтобы указать, что комната слишком мала, а затем их возвращают в коробку. Однако однажды, когда я шел через рыбный рынок, из коробки выскочил старый кот Усик.  Что касается того, как я в конце концов вернул его, это история для другого дня. Возможно, я и расскажу это, когда принесут стейк.

Мы выпили белое, и нам принесли красное. — Ну, как вино, наслаждаетесь?

— Чудесное. 

Рот Этти был слишком полон, чтобы говорить, поэтому она кивнула. Они наполовину поверили моей кошачьей чепухе, а если Филлис и не поверила, то я мог сказать, что я ей понравился за то, что я взял на себя труд ее раскрутить. Я наполовину пожалел, что не воплотил такую идею в дерьмовом романе Блэскина, но всего не продумаешь. Еда и вино придали Филлис немного красок, и я погладил ее по щеке средним пальцем левой руки.

— Ты самый замечательный человек, которого я когда-либо встречал.

Было видно, что красавицей ее еще никогда не называли, потому что ресницы ее ходили, как крылья бабочки.

— У меня есть уединенное очаровательное местечко под названием «Коттедж «Пепперкорн». Однажды мы все поедем туда, ты, я, Этти, а также Хуз и Буз. Это самый тихий уголок, который вы можете себе представить. Как долго вы обе собираетесь работать в кафе? 

— Мне нужно зарабатывать на жизнь, — сказала Этти.

Я предложил им бренди.

— Вы женаты? — спросила Филлис, — или нет?

— Мы не вместе. — Я не видел причин умалчивать об этом.

— Жизнь трудна, — сказала она. — Иногда я задаюсь вопросом, как мне жить дальше. Я не могу этого объяснить, правда.

— Тогда не надо. — Я заказал бренди и кофе и закурил сигару. — В прошлом году я пытался покончить с собой. Я принял громадную дозу опиума, но это не помогло. Потом я повесился, и веревка порвалась. Затем я выстрелил в себя и промахнулся. Поэтому я решил, что мне не покончить с собой.

Выбрать ту, с кем я лягу спать, становилось все труднее. И та, и другая, решил я, поглаживая Этти по руке, чтобы она не чувствовала себя обиженной.

— Мне нравится видеть, как ты с аппетитом ешь всю эту  еду.

«Сейчас она скажет мне, что беременна», — подумал я.

— Это потому, что я беременна», — сказала она.

— Не говори таких вещей, ради Бога.

Она рассмеялась злобным смехом.

— Я смогу лгать гораздо лучше тебя, если постараюсь.

Филлис снова рассмеялась. Я рассказал им еще больше о красотах коттеджа «Пепперкорн», пока не принесли счет, и тогда я сделал серьезное лицо, просто чтобы дать им понять, что они хорошо проводят время.

Снаружи воцарилась темнота, только видно было слабое голубое мерцание между крышами. Пока мы шли, Филлис держала меня за одну руку, а Этти взяла другую. Шум стал тише, и в тихом уголке главной улицы можно было услышать даже трель голубей — если у вас такой острый слух, как у меня.

— Я не могу передать вам, как много значит для меня эта встреча с вами. — Мои слова могли бы относиться к любой из них. — В такой вечер.

После десяти унылых лет с Бриджит в Верхнем Мэйхеме я влюблялся в каждую женщину, с которой обменивался шестью словами. Я снова начал жить, вот только связь с Моггерхэнгером могла означать, что я умру.

— Я прекрасно провожу время, — сказала Филлис. — Но я слишком много съела и выпила.

— Я тоже, — засмеялась Этти.

Я поцеловал ее в щеку.

— Что нам нужно, так это еще выпить.

Мы пошли по темной улице недалеко от Лонг-Акр, мимо магазина карт Стэнфорда, свернули еще за несколько углов и подошли к чему-то вроде склада с фонарем над дверью и объявлением, которое остановило меня: «Рональд Делф, поэт.  Один фунт.»

Филлис сделала движение, закатывая рукава.

— Мы заходим, — сказал я