Читать книгу "Философия освобождения - Филипп Майнлендер"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только теперь объект завершен, т.е. вся его действенность, в той мере, в какой он производит впечатление на органы зрения, объективирована.
Если мы перейдем к осязанию, то и здесь речь идет только о том, чтобы я получил определенное впечатление от объекта. Один человек может назвать твердым то, что я считаю мягким; но то, что я считаю предмет твердым, а другой – мягким, основано на форме понимания материи, без которой определенное впечатление в органах чувств никогда не могло бы быть перенесено на предмет.
То же самое относится к таким чувствам, как слух, обоняние и вкус. Когда эти органы чувств получают определенное впечатление, субъект может перенести его на объект только с помощью материи (или субстанции, о которой я буду говорить позже). Здесь совершенно безразлично, нравится ли, например, мне вкус вина, который вызывает отвращение у знатока вин.
Вообще говоря, материя – это такая форма понимания, которая объективирует конкретный и определенный способ действия тела. Без него внешний мир всегда был бы закрыт для нас, несмотря на органы чувств, закон причинности и пространство. Все действенности, все силы должны сначала стать материальными (субстанциональными), прежде чем они станут чем-то для нас. Шопенгауэр прав в том, что материя является носителем сил, а для нашего познания – носителем качеств и природных сил, но хорошо понимает: она находится в голове, сила же остается вне и независимо от головы. Каждая сила является субстанцией для нашего познания, и в объекте эти два понятия не могут быть отделены друг от друга. Но сила, независимая от субъекта, не есть субстанция: это только сила, или, согласно гениальному учению Шопенгауэра, только воля.
Здесь следует отметить, что превосходный Локк находился на верном пути к истине, но, увидев ее вдали, был как бы одурманен. Ведь вместо того, чтобы объединить вторичные качества, которые он так проницательно отделил от вещи-в-себе, в понятии материи и определить вещь-в-себе как чистую силу, он позволил им блуждать как простым ощущениям и превратил материю в вещь-в-себе. Он перевернул этот вопрос с ног на голову.
Это подходящее место, чтобы подчеркнуть одну из заслуг Шопенгауэра, что я делаю тем более охотно, что это лучше всего размывает то смущающее впечатление, которое, должно быть, произвела на нас его бесплодная борьба с материей: а именно, что он дал истинную теорию цвета. Он сделал это в своей замечательной работе «Ueber das Sehn und die Farben» («О зрении и цветах»), которую я считаю одной из самых важных работ, когда-либо написанных.
У Гете был свой хорошо обоснованный оригинальный феномен, а именно тот факт, что цвета не содержатся в белом свете (ньютоновская теория), а являются продуктом света.
теория), но являются продуктом света и тьмы, чем-то теневым, завещанным философу для дальнейшего исследования. Шопенгауэр принял прекрасное завещание и дал работе Гете наиболее адекватное дополнение, доказав, что помутнение, необходимое для производства цвета, возникает на субъективной почве, а именно производится самим глазом. Это соответствует объективному скирону, которого я еще коснусь.
В мои намерения не входит приводить здесь выдержки из этого прекрасного трактата. Я должен подчеркнуть только его основные моменты и убрать из него большие ошибки.
Шопенгауэр начинает с характерной реакции глаза на внешние раздражители, которую он называет активностью сетчатки. Глаз, получающий полное воздействие света, выражает полную активность сетчатки. В темноте сетчатка неактивна. Полная активность сетчатки может, однако, уменьшаться по степеням, и Шопенгауэр называет возможность таких степеней в целом (между белым и серым, с одной стороны, серым и черным – с другой) интенсивной делимостью активности сетчатки. Наряду с этим существует экстенсивная делимость, так как
сетчатка является обширным органом и может принимать самые разнообразные впечатления рядом друг с другом.
Из этих двух типов третий, качественная делимость, является toto genere different, и на нем основаны цвета. Определенный стимул может действовать на сетчатку таким образом, что вся ее активность делится на две половины, только одна из которых активна, а другая находится в состоянии покоя. Покой одной части – это скирон, которого требовал Гете, а активная половина производит цвет. Чем ближе эта половина к полной активности сетчатки, т.е. чем она больше, тем ярче, ближе к белому, будет цвет, а чем она меньше, тем темнее, ближе к черному, будет цвет.
Шопенгауэр совершенно убедительно объясняет свою теорию с помощью физиологических красок. Сетчатка имеет импульс всегда выражать свою активность полностью; поэтому, если любой из рассматриваемых стимулов прекращается, та половина, которая обречена на покой, по собственной воле становится активной и производит так называемый спектр. Оба, и первый цвет, и спектр, как отдельные качественные половины полной деятельности сетчатки, вместе взятые, равны ей, и в этом смысле каждая из них является дополнением другой. Желтый цвет вызывает фиолетовый, оранжевый – синий, красный – зеленый. Эти 6 цветов являются фиксированными и выделяющиеся точки в абсолютно непрерывном и бесконечно нуанциртовом круге оттенков.
Шопенгауэр очень метко сравнивает разницу между интенсивной и качественной делимостью деятельности сетчатки глаза с разницей между механическим смешением и химическим соединением. Он говорит:
Вследствие различия между просто интенсивной и качественной деятельностью сетчатки, мы можем вполне обоснованно назвать полутень и серый цвет просто механическим, хотя и бесконечно тонким, смешением света и тьмы; с другой стороны, мы можем рассматривать цвет, который заключается в качественно-частичной деятельности сетчатки, как химический союз и интимное взаимопроникновение света и тьмы: ибо оба они здесь как бы нейтрализуют друг друга, и каждый из них, отказываясь от своей собственной природы, порождает новый продукт, который имеет лишь отдаленное сходство с обоими, но, с другой стороны, обладает собственным выдающимся характером.
(Страница 38.)
В соответствии с этим, красный и зеленый цвета делят всю активность сетчатки совершенно одинаково, оранжевый – 2/3, а его дополнение синий – 1/3, |
Желтый цвет составляет 3/4, а его дополнение фиолетовый – 1/4 от полной активности.
Каждая из трех цветовых пар образует 1: полную активность сетчатки.
Эти отношения, конечно, не могут быть доказаны заранее, и в этой степени должны позволить себе называться гипотетическими: от одного только наблюдения они получают такое решительное, немедленное доказательство и убедительную силу, что кому-либо будет трудно отрицать их серьезно и искренне.
(30.)
Однако я должен сделать это решительно в отношении зеленого и красного цветов; две другие пары цветов я оставляю нетронутыми.
Всем сразу станет очевидно, что два таких совершенно разных цвета, как красный и зеленый, не могут быть равными половинами активности сетчатки. Помимо того, что зеленый цвет намного темнее красного, поэтому Гете, как и сам Шопенгауэр, относит его к отрицательным цветам наряду с синим и фиолетовым, совершенно немыслимо, чтобы одно и то же изменение в органе чувств в один и тот же момент вызывало красный цвет, а в другой – зеленый. Разве не чудо, что, например, объект, стимул которого пробуждает во мне красный цвет, я вижу из года в год всегда красным, никогда зеленым, в то время как он, как и зеленый, вызывает точно
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Философия освобождения - Филипп Майнлендер», после закрытия браузера.