Читать книгу "Жало белого города - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури"

Мы спускались по улице Сан-Андрес, самой длинной в деревне, пока не оказались на дороге, ведущей к кладбищу. Справа шел узкий дублер и виднелся огород, к которому можно было добраться через старую шаткую калитку, возможно, сохранившуюся после переезда.

Калитка была приоткрыта, поэтому мы беспрепятственно вошли в огород и зашагали по натоптанной земляной тропинке, стараясь не наступать на грядки с салатом и кабачками.

Я заметил блюдечки с молоком, расставленные в разных местах, где было больше солнца. Моя двоюродная бабушка до сих пор верила, что гадюки любят молоко, смешивала его с ядом и расставляла по периметру огорода, чтобы с ними покончить.

Сама бабушка, согнувшись, разравнивала граблями компост.

– Хотите зеленых перцев? – спросила она, завидев нас на тропинке. Голос у нее был звонкий, молодой, какой иногда бывает у крепких столетних стариков. – Придется выкидывать, не успеваю жарить и раскладывать по банкам. На будущий год не стану их сажать.

Моя двоюродная бабушка Фелиса, которой сравнялось сто два года, и не думала помирать. Ее представление о течении времени давно уже отличалось от остальных людей.

Помню, как мой двоюродный дедушка Сиксто умер в восемьдесят девять лет и она овдовела. Во время отпевания Фелиса недоверчиво смотрела на гроб, то и дело повторяя: «Надо же, такой молодой…» Она до сих пор хранила у себя старую одежду, не складывая ее в шкаф: говорила, что будет ее носить, «когда состарится».

– Фелиса, – обратился к ней дедушка. – Унаи хочет задать тебе несколько вопросов. Надеюсь, ты вспомнишь все что нужно и сумеешь ему помочь.

– Конечно, сынок, – рассеянно ответила она, не прерывая работы.

– Бабушка, вы были знакомы с Бланкой Диас де Антоньяна, супругой промышленника Хавьера Ортиса де Сарате?

На мгновение она перестала ровнять землю, подняла очки, которые загораживали ее выпадающий глаз, поврежденный из-за какой-то давней травмы, и принялась пропалывать сорняки, словно ничего другого для нее не существовало.

– А по какому делу ее разыскивают? – спросила она, повернувшись к нам спиной.

– Это связано с ее сыновьями, Игнасио и Тасио. Но я слышал, что много лет назад она приезжала в Вильяверде и спрашивала вас, и вы с ней о чем-то разговаривали. Можете рассказать, что ей было надо? – осторожно спросил я.

– С тех пор столько лет прошло… Я уже почти ничего и не помню.

– Чего именно вы не помните, бабушка? Можете поточнее? – упорствовал я, догадываясь, что передо мной каменная стена.

Из пожилых деревенских людей очень сложно что-нибудь вытянуть. Они пережили войну и сорокалетнюю диктатуру, и все больше молчали или отвечали уклончиво. Благоразумие и осмотрительность у них в крови.

– Унаи, сынок, а не прогуляться ли тебе на кладбище? – прервал мои раздумья дед. – В понедельник дул южный ветер, и цветы у бабушки на могиле наверняка высохли. Можешь их выбросить?

Я посмотрел на него: под моим укоризненным взглядом он лихо заломил берет.

Я поднялся по грунтовой тропинке и дошел до железной решетки крошечного кладбища. Стена, в которой располагалось штук двадцать свежих ниш, по обе стороны – священная земля, на которую никто из жителей Вильяверде не осмелится ступить. Земля, скрывающая кости наших предков, упрятанных в нее еще в те времена, когда свободного пространства было не так много, и решено было построить цементные ниши, которым годы спустя все равно угрожало перенаселение.

Бабушка смотрела на меня с фотографии в рамке, – молчаливо умоляя заботиться о дедушке. Так было всегда. Но в этот раз мне показалось, что выражение ее лица изменилось: сейчас она умоляла, чтобы я заботился о себе.

Я печально побрел назад к огороду двоюродной бабушки.

Так я никогда и не узнал, что сказал ей дед и как ему удалось добиться того, чтобы она со мной поговорила; на мои вопросы он лишь пожимал плечами и категорически отказывался отвечать.

Когда я вернулся в огород, бабушка сидела в старом пляжном шезлонге. Грабли лежали в стороне. Она была готова к разговору.

– Сеньора разыскивала ребенка. Незадолго до этого умер ее муж, и ей больше ничего не угрожало.

– Что значит – не угрожало?

Бабушка вздохнула и посмотрела на видневшуюся вдалеке сьерру.

– Муж доньи Бланки был настоящий дьявол, она всю свою жизнь жила в страхе.

– Вы хотите сказать, что она была жертвой домашнего насилия? – заинтересовался я.

Бабушка покосилась на меня единственным глазом, ничего не понимая.

– Он ее бил, Фелиса? – перевел мои слова дедушка.

– А то как же. Он был королем Витории, мог делать все что угодно, и никто с ним не связывался.

– Вы сказали, что она разыскивала ребенка. О каком ребенке речь? Если недавно умер ее муж, значит, в Вильяверде она появилась не раньше 1989 года.

– Понятия не имею, какой тогда шел год, сынок. Они все у меня в голове перемешались… Дай мне договорить и чем раньше, тем лучше, – перебила она меня, разгладив складки на юбке.

– Хорошо, бабушка. Если не трудно, опишите вашу встречу с этой женщиной.

– Я работала медсестрой у врача, его звали доктор Урбина. Я присутствовала, когда в клинику в Витории приходила на консультацию супруга дона Хавьера Ортиса де Сарате. Бедняжка Бланка узнала, что у нее рак, вот и приехала в Вильяверде со мной повидаться. Ей хотелось все уладить прежде, чем она покинет этот мир.

– А чего она хотела от вас? – Я глотнул побольше воздуха: не каждому инспектору приходится допрашивать собственных родственников.

– Она надеялась разыскать мальчонку и спрашивала фамилию его приемных родителей.

– Какого мальчонку?

– Это старая история. Усыновление…

Она покосилась на дедушку. Тот сложил руки на груди и кивнул, словно приглашая говорить дальше.

– Думаю, прошло много лет и я уже могу рассказать об этом, – пробормотала она про себя.

– Пожалуйста, бабушка, продолжайте. Кажется, я кое-что начинаю понимать… Скажите: у доньи Бланки была тройня, и рыжего отдали в другую семью?

Она удивилась, услышав мою безумную теорию: я говорил то, что рыжий парень попытался объяснить близнецам возле могилы их матери.

– А ты откуда это знаешь, сынок? Все, кто присутствовал при родах, умерли или стоят сейчас перед тобой.

– Вы же знаете, какая у меня работа. Я расследую дело, и это важно, очень важно. Можете назвать дату, чтобы я проверил все данные и нашел документы?

– Так нет никаких документов. Мы с доктором Урбиной отдали ребенка в другую семью, чтобы спасти сеньору и ее детей от этого зверя, ее мужа, но доктора Урбину я с тех пор больше не видела. Бедняга не знал, с кем связался.

– О чем вы говорите? Почему доктор Урбина организовал незаконное усыновление? Из-за денег? За ребенка заплатили?