Читать книгу "История Англии для юных - Чарльз Диккенс"

Война обернулась для народа разорением и тяготами, а раскол, случившийся едва ли не в каждой семье, ухудшил дело. Люди все больше и больше хотели мира, как и самые достойные предводители воевавших сторон. Парламент и король обсуждали мирные договоры в Йорке, Оксфорде (здесь у короля был свой собственный небольшой парламент), а также в Оксбридже. Но это ничем не кончилось. Во время переговоров и во всех сложных ситуациях король показал себя с самой лучшей стороны. Он держался смело, был сдержан, сохранив самообладание и проявив благоразумие, однако присущее ему двуличие оставалось при нем и доверять ему нельзя было ни одной минуты. По мнению лорда Кларендона, историка, одного из самых больших почитателей короля, Карл, к своему несчастью, поклялся королеве никогда не заключать мира без ее согласия, что во многих случаях служит ему оправданием. Обещание, данное вечером, король нарушал, не дождавшись утра. Он подписал за деньги договор о прекращении военных действий с запятнавшими себя кровью ирландскими повстанцами и призвал ирландские полки прийти к нему на помощь в войне с парламентом. В битве при Нэсби была захвачена шкатулка короля, в которой хранились его письма к королеве: в них, не стесняясь в выражениях, он сообщал ей о том, как обвел вокруг пальца членов парламента, — которых на этот раз, чтобы исправиться, назвал «ублюдками» вместо «гадин», сделав вид, что готов признать их и иметь с ними дело. Оказалось, король давно тайком ведет переговоры с герцогом Лотарингским о снаряжении иностранной армии числом десять тысяч солдат. Но, не надеясь на него, он отправил своего преданного друга графа Глеморгана в Ирландию заключения секретного договора с католиками, обещая им за ирландскую армию числом десять тысяч солдат золотые горы. Договор нашелся в повозке убитого ирландского архиепископа, и король подло предал верного графа, когда тот предстал перед судом по обвинению в государственной измене. А уж о том, как он собственноручно запутал секретные указания, заботясь о сохранении своей королевской шкуры, и говорить не хочется.

Наконец, в день двадцать седьмой апреля 1646 года король, который находился в городе Оксфорде, понял, что окружен плотным кольцом наступавших по всем направлениям войск парламента, и решил не откладывать долее побега. Итак, в ту же ночь ему иначе постригли волосы и бороду, переодели слугой, усадили на коня, накинули на спину плащ, и вместе с одним из преданных ему людей он выехал из города по дороге, которую им указывал священник, хорошо знавший здешние места. Король ехал по направлению к Лондону до Харроу, а затем изменил свой маршрут, решив якобы отправиться в лагерь шотландцев. Шотландских воинов призвал на помощь парламент, и они составляли в то время в Англии большую силу. Король отчаянно интриговал на каждом шагу, и каковы были его истинные мотивы сам черт не разберет. Между тем, поступил он так: доставил сам себя к графу Левену, главнокомандующему шотландской армией, и тот принял его как почетного пленника. Переговоры между парламентом и шотландцами о том, как быть с королем, давились до февраля. Затем король снова уперся и не пошел на уступку парламенту в старом, длившемся двадцать лет, споре о милиции и отказал Шотландии в признании ее Торжественной лиги и Ковенанта. Шотландцы получили кругленькую сумму за свою армию, за помощь и в обмен на короля. За ним отправили особых уполномоченных парламента и он был доставлен в один из своих собственных домов, Холмби-Хаус, неподалеку от Алторпа, в Нортгемптоншире.

Гражданская война только-только отшумела, когда Джон Пим скончался и был погребен в Вестминстерском аббатстве с великими почестями, вполне им заслуженными, ибо англичане в большой мере обязаны своими свободами Пиму и Хэмдену. Графа Эссекса унесла хворь, которую он подхватил, чрезмерно разгорячившись во время охоты на оленя в Виндзорском лесу. И он тоже удостоился чести обрести вечный покой в Вестминстерском аббатстве. Как ни жаль, но приходится упомянуть, что архиепископ Лод умер на эшафоте, не дождавшись окончания войны. Суд над ним длился в общей сложности почти год, и поскольку доказать его измену не удалось, в ход снова пошли сомнительные уловки, которые так любят дурные короли, и был также издан билль, объявлявший его вне закона. Лод был человек пристрастный и злой, к тому же, вы знаете о его склонности отрезать уши и разрывать носы, в общем, бед он натворил пропасть, но ушел с миром и как мужественный старик.

Часть четвертая

Получив короля, парламент захотел побыстрее избавиться от своей армии: Оливер Кромвель обретал над ней все большую власть, прежде всего благодаря своей смелости и талантам, а также искренней приверженности пуританской религии шотландского толка, необычайно распространенной среди солдат. Епископов солдаты ненавидели не меньше папы, и все, до последнего рядового, барабанщика и трубача имели такую обременительную привычку заводить и бубнить до бесконечности молитвы, что по мне бы лучше умереть, чем служить в этой армии.

Итак, парламент был далеко не уверен, что оставшиеся без дела дела солдаты не обратят свои молитвы и свое оружие против него, и предложил большинство из них распустить, оставшихся послать в Ирландию на подавление мятежников, а в Англии почти никого не оставить. Но армия соглашалась на раздел лишь на своих условиях, а когда парламент попробовал действовать принуждением, защитила себя весьма неожиданным способом. Некий корнет по имени Джойс явился однажды вечером в Холмби-Хаус в сопровождении четырех всадников, вошел в покои короля, держа в одной руке шляпу, в другой — пистолет, и сказал королю, что приехал за ним. Король вполне охотно согласился ехать, но при условии, что утром его об этом попросят при всех. И вот, наутро, выйдя на ступени своего дома, он поинтересовался у корнета Джойса в присутствии солдат и стражи, присланных сюда парламентом, по чьему приказу его увозят. И корнет Джойс ответил:

— По приказу армии!

— Имеется ли у вас письменный приказ? — спросил король.

Джойс, указывая на четыре сотни своих всадников, сказал:

— Вот мой приказ.

— Что ж, — король усмехнулся, будто был доволен ответом, — я никогда прежде не читал подобного приказа, но, похоже, он разумен и вызывает доверие. Давно я не видел сразу столько красавцев и истинных джентльменов.

Короля спросили, где бы он хотел жить, и он ответил, что в Ньюмаркете. И они с корнетом Джойсом и четырьмя сотнями всадников поскакали в Ньюмаркет. Король опять с насмешкой заметил, что готов проехать без остановки столько же, сколько корнет Джойс или любой из его людей.

Король, как мне кажется, в общем-то поверил, что армия состоит из его друзей. Во всяком случае, так он сказал Фэрфаксу, — генерал этот с Оливером Кромвелем и Айртоном приехал уговаривать его вернуться в парламентское заточение. Король решил остаться, где был. Но армия, подступавшая все ближе и ближе к Лондону, в надежде запугать парламент и заставить его согласиться с ее требованиями, тащила короля за собой. Остается только сожалеть о том, что Англия оказалась во власти вооруженных солдат, однако король в этот влажный период своей жизни предпочел их более законной власти, попытавшейся его обуздать. Надо признать, солдаты обходились с королем уважительней и добрее, чем парламент. Они оставили при нем его слуг, не возражали против замечательных развлечений, которые него устраивали в разных домах, и позволили провести два дня с детьми в Кавешем-Хаусе, близ Рединга. А парламент был строг и разрешал королю только прогуливаться верхом и играть в шары.