Читать книгу "Синдром гладиатора - Петр Разуваев"

— Гоблин… Охранник, — пояснил он, безмятежно глядя на меня своими голубыми глазами. — «Мишеней» было всего четыре. Этот баран сам виноват, полез под пулю. Пойдем, Андре. Ничего интересного больше не предвидится. Приедет полиция, еще запишут нас с тобой в свидетели… Вон, слышишь?

Вой сирены приближался с каждым мгновением, еще пара минут — и эта шумная компания примчится на место происшествия. Я кивнул и полез в карман за сигаретами. Никуда не торопясь, мы прогулочным шагом двинулись по направлению к Via dei Fori Imperiali, где нас ожидала машина. Рихо молчал, но на круглой физиономии блуждала счастливая улыбка, выдавая его с головой. И действительно, он имел все основания гордиться собой. За каких-нибудь два часа ему удалось сделать то, чего итальянская полиция не могла добиться годами. Вся верхушка сицилийской мафии была ликвидирована, но помимо этого пунктуальный эстонец устранил и большинство крупных политиков, защищавших интересы кланов в коридорах власти. На восстановление работоспособной структуры требовалось время, а времени-то как раз у них и не было. Синьорина Бономи стояла наготове, и ей оставалось только поднять с земли оброненную южанами пальму первенства. «Я работаю с деньгами, а не с людьми», — так, кажется, она говорила? Прошло совсем немного времени, но как все изменилось… Паола успела упасть с Олимпа и вновь взойти на него, но увы — нельзя взобраться на один и тот же Олимп дважды. Все стало иным, а главное — изменилась Паола. Теперь ей придется «заниматься людьми». И это ее — сегодняшнюю — уже не пугало.

* * *

Она пришла вечером. Резко распахнув дверь, в мою комнату стремительной походкой прошествовала Ее Величество Синьорина Бономи. Она очень изменилась за эти дни, и я вновь особенно остро ощутил эту перемену. Наши последние встречи были короткими и поспешными, но даже этих минут мне хватало, чтобы понять — пропасть между нами растет с каждым днем. Вроде бы все оставалось таким же, но исчезало главное — любовь, страсть, желание… Я не знаю, как называется чувство, которое делает некрасивую девушку — прекрасной, одну из многих — единственной, обычную — неповторимой. Все это время оно жило во мне вопреки голосу разума, опыту, знанию — вопреки всему. Любовь «благодаря» чему-то — бред, ее не бывает в природе. Мы любим только «вопреки», и хорошо, прекрасно, что это происходит именно так. Но… Что-то ушло из моей души. Паола по-прежнему была необычайно красива, но сквозь нежный шелк ее смуглой кожи вдруг проступил стальной каркас, которого я не замечал, не видел раньше. Маленькая девочка исчезла, и на ее место вернулась Железная Леди. А железо — удивительно холодная штука…

— Ты не представляешь, как я устала, — с порога заявила она, входя в комнату. — Целый день ушел на переговоры с попечительским советом фонда «Rinascente»… Но зато они согласились на встречу, это главное. Налей мне «Cointreau»… Филипп уезжает со мной, нужно окончательно…

— Ты уезжаешь? — мягко прервал я Паолу. — Когда?

Она удивленно посмотрела на меня, потом словно вспомнила о чем-то, слегка смутилась.

— Разве я не говорила тебе? Странно… Наверное, просто вылетело из головы. Сегодня, через… — Паола взглянула на изящные часы, украшенные мелкими бриллиантами, и закончила: — Через час. Со мной летит Филипп и охрана. Завтра в восемь утра у меня уже начинаются встречи в Милане, нужно столько сделать… Спасибо, достаточно льда.

— Красивые часы, — заметил я.

— Это «Omega», — улыбнулась она. — Подарок Филиппа. Он, по-моему, просто помешан на часах…

— Это его хобби, — подтвердил я, подавая ей тонкий бокал. — Если я когда-нибудь буду в Милане, я позвоню тебе, ты не против?

— Но… — Паола с недоумением взглянула на меня. — Разве ты… Разве мы не будем там вместе?

— Нет, Паола. — Я покачал головой. — Нет.

— Но почему? — Она еще не понимала, как ей реагировать. — Что-то случилось? Я спрашивала у Филиппа, он сказал, что это вполне возможно, ты будешь занят еще пару дней, и все… Я думала, что… Что ты будешь рядом со мной…

Паола окончательно растерялась. Я присел на ручку кресла рядом с ней и обнял ее за плечи, прижимая к себе. Опустив голову, она тихо произнесла:

— Почему, Андре? Я… Я уже решила, где и как мы будем жить, и потом — я хочу, чтобы ты помогал мне, ты же превосходный специалист… Почему ты бросаешь меня сейчас, когда ты так нужен мне…

— Зачем, Паола? Чтобы организовать твою охрану? У тебя будут прекрасные специалисты. А устраивать мою жизнь за меня… Не стоит, наверное. Я долго добивался именно такой «неустроенности», и она меня устраивает. Мы слишком разные люди, Паола. Ты стремишься стать главной, а я — нет. Но и быть «при тебе» я не смогу. Роль принца-консорта не для меня. А других мест рядом с тобой нет и никогда уже не будет…

— Мы могли бы просто жить вместе…

— Вместе… Мне было безумно хорошо с тобой, и это могло продлиться еще какое-то время, месяц, два… А потом? Ты сделала свой выбор. А лезть вместе с тобой на высокую золотую гору? Нет, Паола.

— Ты не любишь меня?

— Я любил маленькую девочку, которая жила в большом доме и плакала по ночам от одиночества. Помнишь ее? И я никогда не смогу любить главу дома Бономи, Железную Леди со стальными когтями. Даже если она будет плакать по ночам… Нельзя жить с человеком только из жалости, понимаешь?

Она взглянула на меня, и на мгновение мне почудилась в ее глазах та, прежняя Паола. Почудилась и — исчезла.

— Ты не любишь меня… — горько повторила она, словно подтверждая свою мысль. — Жаль. — И, резко вскинув твердый подбородок, она закончила: — Жаль, что все именно так. Но я рада, что это выяснилось сейчас. Лучше быть отвергнутой сегодня, чем преданной завтра. Прощай, Андре. И… Знаешь что, если ты когда-нибудь еще окажешься в Милане… Не звони мне.

Резко развернувшись, она быстро вышла из комнаты.

Всю ночь я тупо пялился в телевизор и пил виски прямо из горлышка, вслух разговаривая с самим собой. Если бы я знал, как непросто будет вырывать из души ту часть «меня», в которой жила Паола… Возможно, все было бы иначе? Не знаю… Наверное, нет. Но от этого мне не становилось легче.

А утром в мою комнату ворвался Рихо. За ночь я умудрился одиноко прикончить бутылку «Lagavulin», но даже это не помешало мне сообразить: он был страшно, феерически разъярен. Что совсем не походило на всегда спокойного Рихо Эвера.

— Где она? — заорал он с порога.

— Уехала, — ответил я, с трудом разлепляя глаза. Черт, надо же… Так и заснул в кресле.

— Как — уехала? Куда уехала? Какого черта?

— Чего ты орешь? — поинтересовался я. Затекшее тело болело в самых неожиданных местах, словно меня всю ночь сгибали мимо суставов.

— Паола уехала в Милан, вчера, вместе с Филиппом, — по буквам сказал я.

— Да при чем здесь Паола?! Я говорю о твоей мамзели, этой Софи-ибн-Даше! Ее нет нигде!

— Ну и что? — резонно спросил я.