Читать книгу "Ликвидатор. Книга вторая. Пройти через невозможное. Исповедь легендарного киллера - Алексей Шерстобитов"

Как хорошо, семья не видит:

Отрезан ворот, ножниц скрип

Мурашкой к кадыку подходит!

Щекой на плахе, воздух — рёв,

Чего тянуть, визжи железо!..

Вдруг барабаны резко — стоп!

А я смотрю на всё тверезо:

Вступая чинно на помост,

Глашатай возвращает к жизни —

Вдыхая жадно, в полный рост,

По-детски радуясь новизне.

Помилован — какой вираж!

Рожденный заново — как мило!

Пусть бывшее сейчас — мираж,

Как лопнувший пузырь от мыла!

Всё заново: врагов простил,

Друзья же сократились сами

И для меня лишь ты — весь мир,

Пусть и с сгоревшими краями.

Всего-то шестьдесят секунд,

Перевернув мировозренье,

Освободив от стольких пут,

Открыли к Истине стремленье!

Написано 24 сентября 2008 года за час до вынесения и оглашения вердикта.

…Но вот и зал. Людей больше, чем всегда, тёплые, обнадёживающие улыбки родственников, трёх друзей, один из которых даже с супругой и моей крестницей, адвокаты… И напряжённые лица присяжных заседателей. Сегодня их день…

Несколько часов ожидания, и присяжные заседатели в своём полном составе, в большинстве почему-то улыбаясь мне, занимают свои места, старшина коллегии присяжных заседателей подходит с листочками к судье и передаёт написанное. Внимательно прочитанные, листы возвращаются обратно с твёрдой просьбой кое-каких исправлений. Присяжные удаляются, оставляя недоумён-ные взгляды, передающиеся нам в души. Так происходит два раза, и то ли ошибки, то ли действительно необходимость, задержавшая на какое-то время то, что ожидалось почти три года, наконец-то разрывается словами одного и повторяется голосом другого, откликаясь и отражаясь от всех стен, наконец-то проникая в подкорку головного мозга и впитываясь с наслаждением разумом — СНИСХОЖДЕНИЕ!

Произошедшее гарантировало срок не более 16 лет и семи месяцев, с чем поздравляли все, кто это понимал, даже пришедшие поздравить в тюрьму следователи и опера МУРа (думаю они были в изоляторе по своим служебным делам, но все же посчитали необходимым поздравить меня с моей спасенной жизнью), сами не ожидавшие такого исхода.

Но обвинитель запросил 24 года, хотя в кулуарах было известно, что собирался просить только 18. Что-то поменялось с утра, но не настолько плохо, чтобы жизнь не смогла этого впоследствии поправить.

Я знаю имя человека, влиявшего на изменение цифры в бумагах прокурора, наверное, он имел на это моральное право, я не в обиде и не в претензии. К тому же, произнеся это число, судья выносил приговор на основе вердикта присяжных, определив строгий режим, не лишив ни офицерского звания, ни наград, что на самом деле для меня очень важно. С позиции сегодняшнего дня, я прекрасно понимаю, что 23 года-для меня самый минимальный срок, который мог быть тогда, и я бесконечно этому рад.

Один процент быть задержанным обернулся именно арестом, также, как и один процент избежать пожизненного заключения стал явью. Столько же я бы положил на предположение, будучи офицером, что стану «чистильщиком», а став последним, проживу до сегодняшних дней. Итого — 2:2. Что дальше?

Эпилог

Примерно в 1996 году один из Пылёвых настоятельно советовал мне найти или воспитать себе замену, чтобы перестать самому рисковать «на переднем крае». Неважно, зачем это было нужно ему, важно другое — за всё это время я не встретил ни одного человека, которому смог бы хотя бы предложить подобное.

* * *

Думал, что всё из того, что стерпит бумага, выложено в этих тетрадях, но вернувшись в начало и мельком прочитав отрывки, понял — невозможно описать пережитое так, как оно этого заслуживает. Какие-то кусочки, отдельные всплески, мысли, повергающие в уныние, ужас, обволакивающий сначала сознание, затем парализующий нервную систему, обостряя совесть и унижая перед самим собой.

Зачем, для чего, почему провёл меня Господь самыми узкими проходами? И узкими ли? У каждого своя оригинальная и неповторимая дорога. К чему? Станет понятно перед самой смертью. Эти пути неисповедимы.

Не особенно важно, что будет завтра и когда это всё закончится, важно другое — каким я дойду к своему концу-

Всему есть своя причина, и у каждого своё предназначение. Какое моё — кто знает, сегодня оно кажется одним, и я делаю всё, чтобы оправдать надежды. То, каким оно мнится, мало исполнимо, но мне, «человеку одного процента», пришедшего к осознанию силы Слова, материальности мысли и охватившей меня веры, даже просто в желаемое, очевидно: «Просите и дастся, стучите и откроется, ищите и обрящете».

Может сложиться такое впечатление, что всё написанное здесь — вымысел, но верно одно: на сегодня это всё, что у меня есть — перенасыщенное и далеко не самое подходящее прошлое, но этого достаточно, чтобы переосмыслить многое, ещё больше понять и сделать. Одно кажется невыполнимым, но более всего желанным — быть прощённым.

* * *

Следующий день был днём посещения адвоката, который рассказал, что Ирина, услышав о сроке, который оказался выше предполагаемого, потеряла дар речи, в прямом смысле, на сутки. Действительно, ей тоже многое пришлось перенести. Уладив неясности, мы расстались, с моей просьбой передать благодарность всем, кто нашёл силы поддержать меня в этот непростой для меня период жизни.

Эти первые сутки после озвучивания вердикта, по моему глубокому убеждению, не внесли ничего нового. Настало время чтения в моём, уже устоявшемся, достаточно жёстком режиме и, устроившись на самой удобной кровати второго яруса — наиболее выгодном месте для чтения, подперев для удобства спину подушкой, положенной на дужку, я, наконец взял книгу.

«Мария Стюарт» Станислава Цвейга. Цвейг — поразительный писатель, просто глыба, творчество которого я по-настоящему отрыл только здесь, в заключении. Его «Нетерпение сердца», ранее прочитанной, даже выбило меня из привычной колеи на некоторое время и заставило забыть о моей подготовке к суду.

Быстро пролистав полкниги, выпуская страницы веером из-под большого пальца, остановился на первой попавшейся, уткнувшись взглядом в среднюю из строчек, смысл которой подтверждал, что случайностей нет. Всё закономерно, и является следствием, вытекающим из моря причин: «…В прожитой жизни идут в счёт лишь напряжённые, волнующие мгновения, вот почему единственно в них и через них поддаётся она верному описанию…». Это не только о ней, королеве Шотландской, ждущей быстротечного суда, после которого последует казнь, опозорившая Елизавету, не только обо мне, прошедшем два суда присяжных и избежавшем высшей меры наказания, но и о всех живших, живущих и тех, кому предстоит жить…

…Прочитанного хватило, чтобы задуматься. Положив книгу на бёдра и закинув руки за голову, приятно прогнувшись до щелчков в среднем отделе позвоночника, постарался уменьшить восприятие в сознании звука, исходящего из телевизора…