Читать книгу "Ликвидатор. Книга вторая. Пройти через невозможное. Исповедь легендарного киллера - Алексей Шерстобитов"

Я буду вам благодарен, если вы решите, что я "достоин снисхождения". Это будет для меня значить, что когда-то будет возможность вернуться к тем людям, которых я люблю и которые любят меня.

И я буду благодарен, если Вы не посчитаете меня "достойным снисхождения" — это будет справедливо».

Финальным аккордом стало напутствие судьи присяжным заседателям, перед удалением их в специальную совещательную комнату, где должны были проходить прения по вынесению вердикта. Оно должно было выглядеть нейтрально, к чести «Его чести», оно и было таковым, но всё же несколько заглаживало и без того забытые, двухнедельной давности, высказанные позиции защиты, и обвиняемых.

Интересно заметить, что в своей речи господин П.Е. Штундер произнёс фразу в наставление этим двенадцати, акцентируя внимание на том, что если в вердикте окажется «достоин снисхождения», то он, как представитель закона, не будет иметь права назначить мне наказание более 2/3 от максимального срока, то есть менее 17 лет. Но…

Понятно, что сказанное было для разъяснения Уголовного Кодекса, но между строк явно читалось: если будет снисхождение, то окажется ли достаточным наказание, которым наказывают обычного убийцу, для этого человека?!

Вердикт — новый отсчёт

«Я не обещаю вам Лёгкой победы и радости.

Я обещаю вам Кровь, пот и слёзы…»

Уинстон Черчилль

Двенадцать человек вынесли вердикт, давший мне надежду на новую жизнь. В любом отрезке есть конец, а 18 или 23 — это уже частности, я же верю в лучший исход.

Итак, по всем 72 вопросам, я и ещё один человек из нас четверых — Сергей Елизаров, кровный брат обоих Пы-лёвых, но, похоже, вобравший в себя всё самое лучшее от родителей, оставив наихудшее Олегу, а лавры Андрею, — получили «СНИСХОЖДЕНИЕ». Но это было не сразу, а ещё через две недели, равные, как показалось, двум жизням. В ожидании физиологически я чувствовал себя отлично. Спортивные нагрузки «тюремного фитнесса», увеличенные на этот период в два раза, забирали большую долю отрицательных эмоций, правда, разум производил их в масштабах просто громадных, и поглотить их в состоянии было только чудо. Если говорят о муках адовых, то, скорее всего, имеют в виду именно истязания души, а не тела, которое может превозмочь боль и привыкнуть к ней. То же, что происходит внутри нас, — сводит с ума, отнимая силы.

В этот период при переводах из камеры в камеру я во второй раз пересёкся с Василием Бойко. Не было свободной минуты, чтобы этот человек не читал молитвы, в том числе и о нас грешных, которые порой, не сдерживаясь, позволяли себе иронизировать по этому поводу. Кстати, его дневные и ночные бдения были услышаны, что является крайней редкостью для этой тюрьмы, и его выпустили под залог в 50 миллионов рублей. Правда, выйдя но внутренний дворик, он отправился не домой, что следовало из постановления Верховного суда, а в тот самый Петровский изолятор, откуда он через несколько дней попал на новый суд-ему предъявляли новое обвинение. Но судья, изучив «свежие материалы дела», пришёл в негодование, удивившись непрофессионализму и лености представителей прокуратуры, которые даже не удосужились и строчки текста поменять в прежних томах. Такого неуважения к суду, правосудию и к себе, «Его честь» потерпеть не смог, и из зала суда Василий под аплодисменты отправился домой. Далее Бойко вытащил из тюрьмы несколько человек, обвиняемых по тому же делу, вложив в виде залогов ту же сумму за каждого.

По всей видимости, моё напряженное состояние не прошло для него незамеченным, но успокаивать и убеждать, понятное дело, было бесполезно, к тому же внешне я был спокоен и отчуждён. Наверное, то, что он сделал, было наилучшим — он подарил мне книгу о св. Преподобном Силуане Афонском, буквально «набитую» откровениями и истинами.

Оголённые и реагирующие на всё нервы помогали воспринимать прочитанное очень близко, чем успокаивали возбуждённое естество. Это чтение действительно увлекло и помогло, открыв многое в отношении к жизни и сложившейся ситуации, в частности.

То ли странное совпадение, то ли воля Создателя, но день памяти святого — 24 сентября — именно тот день, когда я окончил настоящую книгу, и тот день, на который было назначено вынесение вердикта, и это та дата, которую я теперь признаю своим вторым рождением. С этого момента я ощущаю покровительство второго, после св. Святителя московского Алексея, — св. преподобного Силуана Афонского. Более того, случилось так, что колония, где мне определено отбывать наказание, находится на его родине.

А о Василии Бойко я всегда вспоминаю с теплым чувством и храню его пожелания о милости Божией и о спасении души…

Утро было спокойным и без особых переживаний протекло до полудня. Подымаясь в зал суда, переговорили с Олегом о А.П. Таран-цеве. У Пылёва уже был пожизненный срок, и по Уголовному кодексу большего не предполагалось — ведь «высшей мерой социальной защиты» являлась смертная казнь, но на неё был установлен временный мораторий, следовательно, и прибавлять ещё что-то не имело смысла.

Олег был уверен, что его показания понадобятся на суде над хозяином «Русского золота», и считал это своим шансом в дальнейшем уйти на менее тяжёлый срок. Но факт остаётся фактом — того, что было достаточно для нас, людей не медийных и не имеющих веса в обществе, маловато для публичных персон. Над ними если и проводится суд, то обязательно учитывается презумпция невиновности, где именно прокуратура должна доказывать вину обвиняемого, а не обвиняемый свою невиновность. Конечно, в случае, если не проводится «показательная порка».

Находясь в нижних камерах Мосгорсуда 24.09.2009 года, в предвкушении, возможно, самого важного момента моей жизни, о чём я думал? Сейчас те часы для меня покрыты тайной, ибо много последующих перекрыла неописуемая радость от произнесённого старшиной коллегии присяжных заседателей и повторенного судьёй, даже с некоторой дрожью в голосе, по всей видимости, от небывалого и неожиданного приговора в отношении меня. Всё, что осталось от этих тяжелейших минут, впрочем, облегчённых после маленькой молитовки, — несколько строк, написанных от руки, будто сошедших свыше как откровение предстоящего.

60 секунд

А уходя на эшафот, слова толпы:

«Так вам и надо!» —

Услышав, друг мой, не грусти,

Хоть и печальна серенада.

Твой страх и ужас позади,

Конец известен и бесславен,

Не бойся, просто посмотри

В глаза, кем будешь обезглавлен.

Смотри, своих не отводя.

Пусть души каменея стынут

У тех, кто руки занося,

Топор обрушит нам на выю!

Пока же солнышку дивясь,

В его лучах последних каясь,

Всех тех, кого припомнишь, злясь,

Прости, молитве отдаваясь.

Сам грешен. Может, Бог простит?!