Читать книгу "Не зови меня больше в Рим - Алисия Хименес Бартлетт"

– У меня была такая мысль, Петра, что сегодня вечером мы могли бы поужинать вместе, а потом… – Он сделал долгую и многозначительную паузу, после которой продолжил: – А потом простились бы как следует.

– Нет, – сказала я мягко и улыбнулась.

– Я сделал что-то… в какой-то миг?..

– Нет. Все было великолепно.

– А тогда… Приступ супружеской вины?

– Понимаешь, Маурицио, гориллы занимаются сексом, когда им этого по-настоящему хочется, и он доставляет им невероятное удовольствие, но… иногда возникают мимолетные желания, которые больше не повторяются.

– Но ведь и у горилл бывают чувства.

– У тех, с которыми была знакома я, нет.

Он громко расхохотался и посмотрел на меня с одобрением:

– Петра Деликадо, ты фантастическая женщина! Остается только надеяться, что сейчас ты не начнешь читать лекцию в духе Национального географического общества о жизни горилл. Позволь мне выпить за тебя!

Он поднял свой бокал, я повторила его жест. Сделав ритуальный глоток, он сказал:

– А вот это и будет моим прощанием.

Он нагнулся, взял мою голову обеими руками и бесстрастно поцеловал меня в губы. Потом предложил, заметно оживившись:

– Давай позвоним Стефано Торризи и его жене. Вдруг они захотят присоединиться к нам – тогда мы поужинаем вчетвером!

– Позвони еще и Габриэлле Бертано.

Мысль была гениальной – и ужин удался на славу. Торризи выбрал замечательное вино, и мы вдосталь наговорились обо всем на свете. В течение вечера я уловила подходящий момент, чтобы подбросить идею, о которой шла речь у нас с Марианной.

– Да, мы конечно же подумали и о том, что Катанью могла убить другая семья каморристов, но вы, Петра, не беспокойтесь, если это так, мы до них докопаемся.

Ответ его окончательно успокоил мою совесть. В конце концов, речь шла об ответвлении от нашего дела, и не мне было суждено его расследовать. Затем я, воспользовавшись случаем, поинтересовалась у Торризи, бывает ли, что каморра оплачивает выполненную для нее работу в какой-нибудь другой валюте – например, в долларах.

– Тут все зависит от того, где производятся расчеты, но, как правило, они используют валюту страны пребывания исполнителя, чтобы не возбуждать лишних подозрений и чтобы труднее было отследить хождение купюр по их номерам.

А потом я постаралась больше не думать о делах и стала наслаждаться ужином в этой чудесной компании. Я чувствовала, что нахожусь среди друзей, чувствовала легкость и радость, словно мне помогли улизнуть во время скучной экскурсии. Кажется, именно в чем-то таком я очень нуждалась.

Было уже совсем поздно, когда они проводили меня в аэропорт. Рейс был чартерный, ночной – коллегам удалось раздобыть там для меня местечко. В самолете, несмотря на усталость и на легкий дурман после хорошего вина, я не смогла как следует поспать. Я пребывала в полудреме, и в мозгу у меня мелькали разные мысли о деле Сигуана, на которых я не была способна сосредоточиться. И еще я все время видела доллары – они как птицы летели рядом с самолетом, ни за что не желая отставать.

Маркос не на шутку перепугался, когда услышал, как кто-то ночью вошел в дом. Меня он не ждал. Но моему возвращению, конечно, обрадовался, хотя сразу же стал упрекать и говорить, что нельзя столько работать.

– Надеюсь, ты не собираешься завтра же утром ехать в комиссариат? Ты должна остаться дома и отдохнуть. Такой ритм невозможно долго выдерживать, а ведь мы с тобой уже не слишком молодые.

С последним мне трудно было не согласиться, мало того, я чувствовала себя так, будто только что отпраздновала свой столетний юбилей. Мы поскорее пошли спать. Прикрыв глаза, я наблюдала за тем, как Маркос надевает пижаму. И я еще раз убедилась: он очень привлекателен. Я была так измотана, что не надеялась заснуть этой ночью, но близость его тела и уютное тепло, от него исходившее, убаюкали меня. Прежде чем провалиться в сон, я успела спросить:

– Маркос, ты тоже думаешь, что в каждой семье под ковром спрятана куча вонючей грязи?

– Да что же это такое, мать твою разэдак! – услыхала я сквозь сонный туман, и на этой малопристойной реплике, столь непривычной в его устах, наконец утратила всякую связь с реальностью.

Проснувшись, я, к сожалению, прекрасно помнила, кто я такая, где нахожусь, а главное – куда мне надо ехать. Тем не менее я еще несколько минут полежала, прислушиваясь к звукам льющейся воды, доносившимся из ванной комнаты, которая находилась здесь же, за стенкой. Я думала. Когда я только пришла работать в полицию, у меня, как и у любого новичка, было романтическое представление об этой профессии. Правда, мое не сводилось к ношению красивой формы и борьбе со злом. Я воображала себе разные методы ведения расследования. Мне верилось, что это интеллектуальная игра невероятно высокого уровня: догадки, дедукция, решение головоломок… Потом я столкнулась с реальностью и поняла: системы, помогающие обнаружить истину, вовсе не те же самые, что помогают обнаружить улики и доказательства, а без доказательств сделать ничего нельзя. Именно оно, это крошечное уточнение, лишает наш труд аромата творчества и гламура. Но ведь полицейский – он никакой не артист, мало того, он еще и не обязан быть идеальным человеком. Что ж, придется идти напролом.

Едва переступив порог комиссариата, я пошла искать Гарсона. Он сидел за столом, не видя ничего, кроме экрана своего компьютера. Я ехидно бросила:

– Уж не знаю, чем вы так заняты, но даже если это что-то очень важное, закругляйтесь. Вы мне нужны.

– Во черт! Это надо так появиться! Хоть бы здрасьте сказали! Или поделились, как там у вас в Риме все прошло!

– А нам плевать на правила приличия! Нам, понимаете ли, не до вежливости! Гарсон, слушайте меня внимательно: вы должны выяснить, сколько раз прилетала Элиса Сигуан из Нью-Йорка в Испанию за пять последних лет. И когда именно – точную дату.

Гарсон схватился руками за голову, словно получил удар по макушке. Он не произнес ни слова, как будто пытался переварить то, что ему только что сказали.

– А позволено мне будет спросить: зачем?

– Каморра дала Катанье некое задание пять лет назад, и за выполненную работу ему заплатили долларами.

– Но ведь доллары – самая расхожая валюта, как и евро.

– Да, конечно, но в Европе в ходу евро, и если ему заплатили долларами, то за этим что-то кроется. Скажем, доллары эти были заработаны не самым честным путем и хранились денежка к денежке – их почему-то не пошли обменивать в банк.

– Но Элиса…

– Это только предположение – мое шестое чувство бьет тревогу.

– Что-то меня такая версия мало воодушевляет, если честно.

– А кто же говорит о воодушевлении? Меня, например, способен воодушевить только русский балет, и больше ничего. Но мы не станем сидеть сложа руки, Фермин, мы рискнем, то есть попрем напролом. Так что – вперед!