Читать книгу "Злой город - Дмитрий Силлов"

«Ничего не бойся, – говорили глаза с иконы. – Совершенная любовь изгоняет страх, потому, что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви[160]».

…Где-то там, уголком сознания слышала княгиня, как под ударами трещала дверь внизу, как с грохотом упала она, как все ближе и ближе поднимался вверх по лестнице топот многих сапог, но это было уже совсем неважно.

– Да восстанет Бог, и расточатся враги Его, – шептали ее губы, – и да бегут от лица Его ненавидящие Его…

Младший сын великого темника Бурундая первым ворвался в горницу. Великой чести захватить в полон княгиню ненавистного Злого Города он не отдал бы никому.

Она стояла на коленях и молилась своей урусской богине, огромными скорбными глазами глядевшей на нее с гнутой доски, висевшей в углу. Справа от княгини в витом серебряном светце догорала лучина. А перед ней стоял раскрытый сундук, обитый железными полосами. Губы молодой женщины шевелились и еле слышный шепот донесся до ушей сына темника.

– …Как рассеивается дым, Ты рассей их; как тает воск от огня, так нечестивые да погибнут от лица Божия. А праведники да возвеселятся, да возрадуются пред Богом и восторжествуют в радости.[161]

Сын темника остановился в проходе и замер, пораженный. Толпившиеся за его спиной кебтеулы не смели подтолкнуть в спину нерасторопного. Они лишь вытягивали шеи из-за его плеч, пытаясь рассмотреть, что же такого увидел в горнице молодой нойон? Никак красота урусской княгини поразила юное сердце?

Но сердце сына легендарного Бурундая сразила не женская красота. С суеверным ужасом смотрел сын темника, как из глаз чужой богини вытекают слезы, оставляя на нарисованных щеках влажные дорожки. Случается, что плачут на Руси иконы при виде безграничного человеческого горя…

Молодая женщина даже не посмотрела на незваных гостей. Она просто протянула руку к светцам, вынула из них березовую лучину и осторожно, словно боясь расплескать в ладони крохотный огонек, поднесла ее к горке черного порошка, чуть возвышающейся над краем сундука…

* * *

Сначала он увидел столб пламени, родившийся на месте княжьего терема. Потом до холма докатился грохот, схожий с ударом весеннего грома.

Субэдэ скрипнул зубами. Почти две луны он терял своих лучших людей – и ради чего? Склады догорали, от княжьего терема вместе с его богатствами не осталось и головешек. Несколько сотен рваных урусских кольчуг слишком дешевая цена за почти половину тумена отборных кешиктенов. Да, сейчас сотни глоток орали и славили своего полководца, вновь принесшего им победу – да только победа ли это? Победа – это когда противник, стоя на коленях, целует полы твоего халата. А когда он умирает, стиснув в зубах кусок мяса, с кровью вырванный из тела победителя, – это не победа, а страшная рана, которая будет долго и болезненно заживать. И в будущем непременно о себе напомнит.

Молодой тургауд подбежал и согнулся в поклоне.

– Лазутчик и предатель просят твоего слова, Непобедимый.

– Зови, – сказал Субэдэ.

…Они даже были чем-то похожи – урусский предатель и родовитый сотник, любитель детских ушей. Оба коренастые, с длинными руками и широкими лицами, напоминающими походные наковальни.

– Вы хорошо поработали, доблестные воины, – произнес полководец равнодушным голосом, каким хвалят собаку, выкопавшую из норы лисицу, умершую от старости прошлой осенью. – Тебя, Тэхэ, я не могу наградить. Потому как не могу оценить твой подвиг, о доблестный потомок Потрясателя Вселенной. Думаю, будет справедливо, если тебя наградит по достоинству сам джехангир Бату. Он уже знает о том, что ты совершил.

Даже самый привередливый слушатель не обнаружил бы в голосе Субэдэ издевки. Но Тэхэ почему-то вновь показалось, что полководец смеется над ним. Небось когда урус, что сейчас стоит рядом, прибежал в Орду и предложил свой безумный план, Непобедимый был куда более серьезным, отпуская своего сотника почти что на верную смерть. И то, что Тэхэ, оказавшийся невольным свидетелем и переводчиком беседы с предателем, сам вызвался проникнуть в Злой Город, это тоже не имело значения?

Но лицо Непобедимого было бесстрастным, словно полустертый от времени лик каменного онгона. Тэхэ ничего не оставалось, как поклониться и с достоинством покинуть холм, на котором безродный нойон мог себе позволить разговаривать с потомком Чингисхана, не слезая с коня.

Субэдэ чуть повернул голову и посмотрел на уруса.

Надо же, обычный человек из мяса и костей. Такой же, как и его соплеменники. Только живой, в отличие от них. Еще до начала осады заранее выкупивший свою жизнь ценою их жизней.

– Наградить тебя, урус, думаю, будет в моих силах, – сказал Субэдэ на языке изменника. Плох полководец, который не знает языка своих врагов. – Чего ты хочешь за свое предательство?

Семен склонился в долгом поклоне. Когда глаза смотрят в землю, легче скрыть растерянность на лице. Сейчас он пытался сообразить – на кой ляд понадобился в прошлую встречу переводчик степному воеводе, когда он по-славянски говорит так, словно на соседней улице родился?

Наконец Семен разогнулся.

– Две просьбы будет у меня к тебе, пресветлый хан, – произнес он. – В твоем полоне есть девица, Настасьей кличут. То невеста моя. Не вернешь ли мне ее?

– Не верну, – сказал Субэдэ. – Я не властен над рабами, если добывшие их воины, отдав часть, причитающуюся Орде, определили полон как свою долю в добыче. – Полководец жестко усмехнулся. – К тому же ты не сказал всей правды. Эта девица – дочь дружинного воеводы, и ее цена несоизмеримо выше, чем цена обычной урусской девки. Но если ты откажешься от оговоренной награды, я попробую поговорить с воином, пленившим ее. Думаю, он мне не откажет…

Семен замотал головой.

– Нет-нет, пресветлый хан. Уговор дороже всего. Черт с ней, с девкой. Пусть лучше будет золото, как мы и договаривались.

– Я не хан. Я воин, – с металлом в голосе произнес Субэдэ. – Которому иногда против воли приходится применять недостойные приемы ведения боя. Но когда ко мне приходит купец и предлагает продать своих соплеменников, глупо отказываться от такой сделки. А теперь скажи мне, почему ты так долго возился?

Семен замялся.

– За мной следили. И потом непросто было уломать воеводу сделать вылазку.

Верхняя губа Субэдэ приподнялась, обнаружив край зуба, острого, словно наконечник стрелы.

– А я думаю, – процедил он, – что ты просто выжидал, не придет ли подмога и не переломит ли невзначай ваша сила нашу.

Семен затрясся и повалился на колени.

– Пощади!