Читать книгу "Флэшмен в большой игре - Джордж Макдональд Фрейзер"

Так было с герцогиней Ирмой и с этой дикой черномазой шлюхой Ранавалуной на Мадагаскаре (хотя та была настолько чокнутой, что ручаться невозможно), так почему бы подобное не могло случиться с рани Джханси? Ведь ее старый муж был ни рыба ни мясо во всех отношениях, и скольких бы молодых жеребцов она после него ни перепробовала, ни один из них не обладал моими манерами. Да, это был весьма ценный подарок судьбы, да вдобавок еще и весьма лестный.

Что же до сдачи в плен — рани отнюдь не глупа. Это для нее хороший выход, причем гораздо более верный и безопасный, чем она могла на то рассчитывать, тем более — под крылышком обожаемого Флэши, который, как она думает, будет защищать и лелеять ее до скончания дней… Я был не против заняться этим — на несколько месяцев, разумеется, что само по себе было намного больше, чем многие женщины могли бы от меня ожидать. Заметьте, я действительно был увлечен принцессой (и, в некотором смысле, люблю ее до сих пор), но рассуждал я вполне хладнокровно. В любом случае я не мог взять ее с собой в Англию, а значит, когда придет время, ей суждено лишь помахать мне на прощание — впрочем, как и многим другим.

Между тем я мог только ждать, причем в некотором возбуждении, так как Роуз готовился нанести удар. Когда на следующий день в городе разразилась страшная канонада, сопровождаемая воем туземных труб и грохотом барабанов, я уж было думал, что приступ начался, но, как позже рассказал мне Шер-Хан, тревога оказалась ложной. Вроде бы Тантия Топи внезапно появился у города, во главе двадцатитысячной армии мятежников, чтобы попытаться снять осаду с Джханси. Роуз же, по своему обыкновению, хладнокровный, как карп, оставил тяжелую артиллерию и кавалерию продолжать осаду, а с остальными силами развернулся и задал отменную трепку Тантии у реки Бетва, в нескольких милях от города. В то же время он приказал провести демонстративную атаку на Джханси, чтобы отвлечь мятежников от мысли сделать вылазку на помощь Тантии; это и был шум, который я слышал. [XLV*]

— Это было слишком для наших бравых повстанцев в Джханси, — ухмылялся Шер-Хан. — Если бы мятежники решились на вылазку, ваша армия оказалась бы как орех между двух камней, но они предпочли подбадривать себя криками и жечь порох впустую. — Он сплюнул. — Пусть Сиркар проглотит их — и побыстрее.

Я напомнил пуштуну, что и сам он стоит на стороне мятежников, и если Джханси падет, участь бунтовщиков будет решена.

— Я не мятежник, — гордо заявил он, — а наемный солдат рани. Я ем ее соль и дерусь за нее — это так же верно, как то, что я из племени юсуфзаев — как и тогда, когда дрался за Сиркар в полку Проводников. Сахибы знают разницу между мятежником и солдатом, который исполняет свой долг; они будут обращаться со мной честно — если, конечно, я останусь в живых, — беспечно добавил он.

В своем роде это был еще один Ильдерим — более приземистый и безобразный, со сломанным носом и рябым лицом, но вылитый хайберский пуштун — до кончиков ногтей.

— Если только британцам хоть немного повезло, то они уже могли бы повесить нашего русского друга, — продолжал он ухмыляясь. — Ночью он выехал из города, чтобы присоединиться к Тантии, и до сих пор не вернулся. Это хорошая новость, Ифласс-ман-хузур?

Но так ли это? Конечно же, Игнатьев был бы дураком, если бы остался в Джханси — после взятия города мы бы повесили его как иностранного шпиона, так что он вполне разумно предпочел присоединиться к главным мятежникам в открытом поле. Мне было легче сознавать, что он теперь был подальше, но все же я сомневался, что граф позволит убить себя или взять в плен, — для этого он был слишком стреляным воробьем.

Разгром Тантии означал для меня, что Роуз не будет больше терять времени и бросится на штурм Джханси, но прошли еще день, и еще ночь, которые я провел дрожа и ожидая приступа, а все еще ничто, кроме отдаленного гула канонады, не нарушало тишины в моей камере. Это продолжалось до третьей ночи, когда почти сразу после полуночи вдруг началась жестокая бомбардировка города, которая продолжалась почти до самого рассвета, а затем я услышал то, чего давно ожидал — треск ружейных залпов, оповещающий, что в дело вступила британская пехота, звуки взрывов в самом городе и даже отдаленное пение горнов.

— Они ворвались в город, — сказал Шер-Хан, когда принес мне завтрак. — Мятежники дерутся лучше, чем я думал, так что, говорят, на улицах теперь жарко. — Он довольно ухмыльнулся и похлопал по рукояти своего хайберского ножа. — Как думаешь, может, ее высочество прикажет мне перерезать тебе глотку, когда британцы пойдут в последнюю атаку на дворец? Хорошо кушай, хузур. — И эта скотина выкатилась за дверь, заливаясь смехом.

Было ясно, что рани не рассказывала ему о своих намерениях. Я понимал, что она, очевидно, ожидает ночи, чтобы бежать, но к тому времени наши парни могут оказаться уже перед самыми воротами цитадели. Так я думал, прислушиваясь к звукам выстрелов и взрывов, которые все настойчивее приближались, так что перед заходом солнца они уже раздавались всего в нескольких сотнях ярдов от нас — можете представить, как я кусал ногти, слыша это. Но наступила ночь, а звуки битвы все еще не стихали и я вроде бы слышал нечто, напоминающее отдаленные возгласы на английском, пробивающиеся сквозь вопли и стоны. Ночное небо в одном из окон моей комнаты вдруг окрасилось красным — судя по всему, Джханси умирал в тяжких мучениях.

Не помню, который был час, когда я вдруг услышал скрежетание засова моей темницы и вошел Шер-Хан с двумя стражниками, с факелами в руках. Они бесцеремонно вытащили меня наружу и провели вниз по узким каменным ступеням и переходам в маленький внутренний дворик. Луна еще не взошла, но было уже достаточно светло — над стенами вставало багровое зарево, а воздух был тяжелым от порохового дыма и гари пожаров. Треск мушкетов доносился теперь почти из под самых стен цитадели.

Двор был набит личными гвардейцами рани в красных мундирах, а невдалеке от узких ворот я заметил стройную фигуру верхом на белой лошади, в которой сразу распознал Лакшмибай. Рядом с ней было несколько гвардейцев, тоже верхом и несколько ее придворных женщин — также в седлах, с плотно закутанными в вуали лицами; один из всадников держал перед собой в седле ребенка: это был ее приемный сын Дамодар. Я хотел было уже позвать ее, но Шер-Хан неожиданно остановился рядом, раздался лязг металла и вокруг моей левой лодыжки обвилась цепь. Прежде чем я успел даже запротестовать, он подтолкнул меня к лошади, прорычав: «Лезь, хузур!» и, стоило мне только взобраться в седло, как он продел короткую цепь под брюхом животного и закрепил кандалы на моей правой ноге, так что я был надежно прикован к своему скакуну.

— Какого дьявола? — воскликнул я, но пуштун лишь рассмеялся. Вскакивая на соседнюю лошадь.

— Пришпоривай, хузур! — сказал он. — И не волнуйся, все это — по приказу ее высочества и, несомненно, исключительно для твоей собственной безопасности. Трогай!

И он дернул мой повод, направляя лошадь через площадь; небольшая группка у ворот уже скрылась из виду и через минуту-другую мы понеслись по узкому крутому переулку, сжатому с обеих сторон высокими каменными стенами — Шер-Хан чуть впереди меня и другой пуштун — сразу же за спиной.