Читать книгу "Шестьдесят рассказов - Дино Буццати"

— Сама не знаю, — засмеялась одна из девушек. — Я как-то не успела разглядеть.

— Хватит, Нене, пошли, — сказала подруга, незаметно толкнув ее локтем. — Нечего терять попусту время!

— Почему же попусту? — возразила Нене. — По-твоему, Минни, он не покажется?

— Кто?

— Зверек.

Минни залилась громким смехом.

— Нет, ты просто неподражаема, Нене! Неужели ты еще не догадалась, что в коробке ничего нет? Ведь он же шарлатан! А этот фокус ему нужен, чтобы привлечь внимание прохожих. Потом в удобный момент он вытащит из кармана лотерейные билеты и начнет предлагать их всем.

Так, весело болтая, девушки дошли до картинной галереи. Решили зайти. В тот день был вернисаж мексиканского художника Хосе Уррубии. На стенах — примерно двадцать больших картин, сплошные переливы желто-коричневых пятен. Седой, с мясистым носом господин в бархатной куртке давал пояснения окружившей его группе дам.

— Вот, — он показал на картину, исчерченную наползавшими друг на друга маленькими ромбами, — это произведение весьма типично для второго периода творчества Уррубии. Картина принадлежит музею в Буффало. Как видите, здесь тональность преобладает над ритмическим поиском, который, однако, всегда налицо на полотнах Уррубии. Правда, вы можете возразить, что поэтическая модуляция тут менее заметна, гм… гм… менее насыщенна, чем в его ранних картинах. Зато какая свобода выражения! И в то же время какой строгий, суровый, я бы даже сказал, диалектический хроматизм. А теперь, дорогие друзья, перейдем к удивительному документу эпохи — «Диалогу пятому». Знаете, как охарактеризовал его Альберт Питчелл? Манихейство, манихейство tout court.[27]Вдумайтесь только. Манихейство! Дуалист противоположных импульсов драматизирует фундаментальное единство картины, внезапно возникающее со всей очевидностью из… гм… гм… из орфического raptus,[28]который только Уррубия мог детерминировать, что он и сделал, подчинив его геометрическому скандированию. Тут, естественно, у нас возникает желание отождествить определяющий лирический момент, как бы это сказать… с метафизической случайностью графизма…

Минни в экстазе упивалась каждым его словом.

— Довольно, идем! — прошептала Нене подруге, толкнув ее локтем. — Я ничего в этих картинах не понимаю.

— Ну знаешь! Прости меня за откровенность, но у тебя вкусы провинциалки. Ведь это просто чудо!

45 ТЩЕТНЫЕ МЕРЫ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ

© Перевод. Ф. Двин, 2010

Против мошенников

Лео Бусси, тридцатилетний торговый агент, вошел в филиал № 7 Национального кредитного банка, чтобы получить деньги по чеку на предъявителя — всего 4000 (четыре тысячи) лир.

В зале не было окошечек, а тянулся длинный барьер, за которым сидели служащие.

— Что вам угодно? — любезно спросил один из них.

— Мне надо получить деньги по чеку.

— Пожалуйста, — сказал служащий и, взяв чек в руки, внимательно изучил его с обеих сторон. Потом сказал: — Пройдите, пожалуйста, туда, к моему коллеге.

Коллеге было лет пятьдесят. Он долго разглядывал чек, поворачивая его так и эдак, покашлял, внимательно посмотрел поверх очков в лицо клиента, потом еще раз на чек и опять на Бусси, словно рассчитывал обнаружить в них какое-то сходство, и наконец изрек:

— У вас здесь текущий счет?

— Нет, — ответил Бусси.

— Удостоверение личности имеется?

Бусси протянул ему свой паспорт. Служащий взял его, унес к своему столу, сел, перелистал все странички и начал выписывать в какой-то бланк номер паспорта, дату выдачи и так далее. Вдруг он замер, поправил очки и пожевал губами.

— Что-нибудь не так? — спросил Бусси, и ему стало не по себе: похоже, его приняли за гангстера.

— Ничего, ничего, — ответил служащий, непонятно улыбаясь. С этими словами он взял паспорт и направился за консультацией к заведующему, который сидел за большим столом в глубине помещения.

Они о чем-то посовещались, то и дело поглядывая на клиента. Наконец служащий вернулся.

— Вы впервые пользуетесь услугами нашего банка? — спросил он.

— Да, впервые. Может, у меня там не все в порядке?

— Ничего, ничего, — повторил служащий с той же улыбочкой. Затем он заполнил расходный бланк, дал его клиенту подписать, взял бланк обратно, открыл паспорт и стал сличать подписи. Тут у него, очевидно, возникли какие-то новые сомнения, и он вторично отправился советоваться с заведующим.

С того места, где стоял Бусси, слов их было не разобрать. (Сколько возни из-за каких-то четырех тысяч лир! — думал он. — А если бы мне надо было получить сто тысяч?)

Наконец служащий с Божьей помощью во всем разобрался и вернулся к барьеру, пожалуй, даже разочарованный тем, что у него нет больше повода для дальнейших расследований.

— Теперь все. Можете пройти в кассу, — сказал он и вместе с паспортом вручил ему нумерованный талончик.

Когда подошла его очередь, Бусси протянул этот талончик в окошко кассы. Кассир, тучный мужчина с властным лицом, внимательно повертел в руках чек, заглянул в квитанцию, посмотрел на Бусси и снова на чек — казалось, он тоже пытается найти какое-то загадочное сходство между банковским чеком и живым человеком — и наконец пробил листок специальным компостером, затем еще раз внимательно рассмотрел бумажку и положил ее в стоящий сбоку ящичек. После чего он, почти священнодействуя, извлек из стола банкноты, профессиональным жестом пропустил их с хрустом между пальцами — одна, две, три, четыре ассигнации по 10 000 (десять тысяч) лир — и передал их клиенту.

Против шпионов

Антонио Ланчеллотти, крупный государственный чиновник и человек в высшей степени осмотрительный, встречает в министерстве заместителя инспектора Модику, с которым, хотя тот и ниже по чину, приходится считаться: всем известно, что он доносчик.

— Ну, что слышно, дорогой Модика, — задает он глупый вопрос, просто так, из любезности, — что новенького?

— О, — восклицает Модика, качая головой, — прямо хоть уши затыкай, можете мне поверить! В нашем министерстве только и знают, что злословить!..

— О ком же? — спрашивает Ланчеллотти и весело смеется.

— Да обо всех, ваше превосходительство, обо всех, даже о людях самых честных и имеющих безупречную репутацию.

— И о вас тоже, старина?

— Ну как же, конечно, конечно! Ладно бы говорили только обо мне — я что? Последняя спица в колеснице. Так ведь и вас не жалуют, если уж говорить начистоту!

— И меня? — спрашивает Ланчеллотти с тревогой.

— Да не принимайте вы близко к сердцу, ради Бога! Все это гнусная клевета.