Читать книгу "Деревушка - Уильям Фолкнер"

Потом ему казалось, что он по-настоящему понял, что значит это "поскорей", только когда подъехал к лавке. Подъезжая к ней, он почти сразу приметил на галерее среди привычных лиц одно новое и узнал его - это был Юстас Грим, молодой арендатор из соседнего округа, живший в десяти или двенадцати милях отсюда с женой, которую он взял к себе в дом год назад, и Рэтлиф рассчитывал продать ей швейную машину, как только они расплатятся с долгами, которые наделали за два месяца, с тех пор как у них родился ребенок; привязав лошадей к одному из столбов галереи и поднимаясь по истоптанным ступеням, он подумал: "Может, сон - хороший отдых, но как не поспишь две-три ночи, да помучишься, напугаешься до смерти, голова и заработает как следует". Потому что, как только он узнал Грима, что-то шевельнулось у него внутри, хотя ему тогда невдомек было, что это значит, и только через два, а то и три дня он понял, в чем дело. Он не раздевался почти трое суток; он не завтракал в то утро, и вообще за последние два дня ему едва удавалось наскоро перехватить что-нибудь, и все это отразилось на его лице. Но не отразилось ни в голосе, ни в чем другом, и ничем, кроме следов усталости на лице, он себя не выдал.

- Доброе утро, джентльмены, - сказал он.

- Ей-богу, В. К., у вас такой вид, словно вы неделю спать не ложились, - сказал Фримен. - Что это вы затеяли? Лон Квик говорит, что его мальчишка третьего дня видел ваших лошадей с фургончиком, спрятанных в овраге возле дома Армстида, а я ему говорю, мол, лошади-то ничего такого не сделали, чтобы прятаться. Значит, это вы прячетесь.

- Вряд ли, - сказал Рэтлиф. - Иначе я бы тоже попался вместе с ними. Знаете, мне всегда казалось, что я слишком ловок, чтобы попасться здесь, в наших краях. Но теперь я, право, не знаю. - Он поглядел на Грима, и его лицо, истомленное бессонницей, было ласковым, насмешливым и непроницаемым, как всегда. - Юстас, - сказал он, - вы куда-то не туда заехали.

- Да, пожалуй, - сказал Грим. - Я приехал повидать...

- Он уплатил дорожную пошлину, - сказал Лэмп Сноупс, приказчик, который сидел, по обыкновению, на единственном стуле, загораживая дверь. - Хотите запретить ему ездить по йокнапатофским дорогам, что ли?

- Нет конечно, - сказал Рэтлиф. - Ежели он уплатил пошлину где следует, пускай едет хоть сквозь эту лавку да заодно и сквозь дом Билла Уорнера.

Все, кроме Лэмпа, засмеялись.

- Что ж, может, я так и сделаю, - сказал Грим. - Я приехал сюда повидать...- Он замолчал, глядя на Рэтлифа. Он сидел на корточках, не двигаясь, держа в одной руке дощечку, а в другой - открытый нож. Рэтлиф тоже смотрел на него.

- Разве вы не могли повидать его вчера вечером? - сказал он.

- Кого это я мог повидать вчера вечером? - сказал Грим.

- Как мог он повидать кого-то на Французовой Балке вчера вечером, когда его вчера здесь не было? - сказал Лэмп Сноупс. - Иди в дом, Юстас. Обед, верно, готов. Я тоже сейчас приду.

- Но мне...- сказал Грим.

- Тебе надо еще сегодня отмахать двенадцать миль до дому, - сказал Сноупс. - Иди же. - Грим еще мгновение глядел на него. Потом встал, спустился с крыльца и пошел по дороге. Рэтлиф не смотрел ему вслед. Он смотрел теперь на Сноупса.

- Юстас на этот раз у вас, что ли, столуется? - спросил он.

- Он столуется у Уинтерботтома, там же, где я, - хрипло сказал Сноупс. - И там же, где другие, которые платят за это деньги.

- Ну конечно, - сказал Рэтлиф. - Только зря вы его так быстро отсюда спроваживаете. Ведь Юстас не очень-то часто ездит в город, мог бы день-другой побыть хоть здесь, поглядеть что и как, посидеть на галерее у лавки.

- Сегодня к ужину он будет уже дома, - сказал Сноупс. - Поезжайте да поглядите сами. Он и моргнуть не успеет, а вы уж будете у него на заднем дворе.

- Ну конечно, - сказал Рэтлиф, и его истомленное бессонницей лицо было ласковым, мягким, непроницаемым. - А Флем когда вернется?

- Откуда? - хрипло сказал Сноупс. - Из гамака, где он прохлаждается вместе с Биллом Уорнером или дрыхнет? Да, уж видно, никогда.

- Вчера он вместе с Биллом и женщинами был в Джефферсоне, - сказал Фримен. - Билл сказал, что нынче они вернутся.

- Ну конечно, - сказал Рэтлиф. - Иной раз больше года пройдет, покуда отучишь молодую жену от мысли, будто деньги только для того и существуют, чтобы по магазинам бегать. - Он стоял на галерее, прислонившись к столбу, спокойно и непринужденно, словно никогда в жизни не знал, что такое спешка. "Значит, Флем Сноупс не хотел, чтоб об этом знали. А Юстас Грим...- Тут у него в голове опять что-то шевельнулось, но только через три дня он понял, в чем дело, хотя теперь думал, что все знает, все видит насквозь. -...а Юстас Грим здесь со вчерашнего вечера или, уж во всяком случае, с той минуты, как мы услыхали стук копыт. Может, они оба ехали на этой лошади, может, именно потому стук и был такой громкий". Он и это мог себе представить - Лэмп Сноупс и Грим на одной лошади, мчатся, скачут в темноте во весь опор назад, к Французовой Балке, а Флема Споупса там еще нет, он вернется только днем. "Лэмп Сноупс не хотел, чтоб и об этом знали, - подумал он, - и Юстаса Грима спровадил, чтоб не дать никому с ним поговорить. И Лэмп не просто встревожен и взбешен: он боится. Они могли даже найти спрятанный фургончик. Вероятно, так оно и было, и они узнали, по крайности, одного из тех, кто копал в саду; и теперь Сноупсу нужно не только столковаться с двоюродным братом через своего доверенного, Грима, но еще, чего доброго, придется иметь дело с таким человеком, который (Рэтлиф подумал это без всякого тщеславия) играючи может его переторговать". Погруженный в свои мысли, озабоченный, но как всегда непроницаемый, он раздумывал о том, что даже Сноупс не может чувствовать себя в безопасности от другого Сноупса. "Да, надо спешить", - подумал он. Он отошел от столба и шагнул к крыльцу. - Ну, я пойду, - сказал он. - До завтра, ребята.

- Пойдем ко мне обедать, - сказал Фримен.

- Большое спасибо, - сказал Рэтлиф. - Я сегодня поздно позавтракал у Букрайта. А мне еще надо получить деньги по векселю за швейную машину с Айка Маккаслина и засветло вернуться сюда.

Он сел в фургончик и, повернув лошадей, снова выехал на дорогу. Лошади с места взяли свой обычный аллюр и побежали рысцой, быстро перебирая короткими ногами, но не очень-то резво, пока не миновали дом Уорнера, за которым дорога сворачивала к ферме Маккаслина, и теперь фургончик уже не был виден с галереи. Тогда они прибавили ходу, кнут гулял по их мохнатым спинам, выбивая пыль. Рэтлифу нужно было проехать около трех миль. Он знал, что через полмили начнется извилистый, малоезженный проселок, но езды там всего минут двадцать. Время едва перевалило за полдень, а Уорнеру, надо полагать, никак не раньше девяти утра удалось вытащить свою жену из джефферсонского женского комитета содействия церкви, в котором она состоит. Рэтлиф одолел проселок за девятнадцать минут, подпрыгивая на ухабах и оставляя позади клубы пыли, потом в миле от Французовой Балки остановил взмыленных лошадей, потом свернул на джефферсонскую дорогу, по которой еще полмили проехал рысью, сдерживая лошадей, чтобы дать им постепенно остыть. Но коляски Уорнера все не было, и он пустил лошадей шагом, и ехал так, пока не поднялся на холм, с которого мог видеть дорогу далеко вперед, и тут свернул на обочину, в тень, и остановился. Теперь он остался и без обеда. Голод не очень мучил, и хотя с утра, после того как он ссадил старика и повернул назад, в Балку, его неодолимо клонило ко сну, теперь и это прошло. Он сидел в фургончике, обмякший, болезненно щурясь от яркого света, а лошади (он никогда не пользовался удилами) выпростали морды из узды и, вытянув шеи, щипали трапу. Он знал, что проезжие могут увидеть его здесь; некоторые даже поедут потом через Французову Балку и расскажут там, что видели его. Но он подумает об этом после, когда придет нужда. Он как бы сказал себе: "Теперь я могу хоть немного передохнуть".