Читать книгу "Весь мир театр - Борис Акунин"

– Помните, я сказал, что влюблен в вас? Так вот, я ошибся. Явас люблю, – мрачно, почти обвиняющим голосом начал он и сделал паузу, чтобыдать ей возможность отреагировать.

Она воскликнула:

– Я знаю, знаю!

Взяв брюзгливый тон, Фандорин уже не мог с него сойти:

– Превосходно, что вы это знаете. Но я надеялся услышатьд-другое. Например: «Я вас тоже».

– Я вас тоже люблю, все это время! – тут же со слезамивскричала Элиза. – Люблю безумно, отчаянно!

Она простерла к нему руки, но Эраст Петрович не поддалсяискушению. Он должен был проговорить всё, что намеревался.

– Вы актриса, вы не можете без п-преувеличений. Говорю этобез осуждения. Я принимаю вас такой, какая вы есть. И надеюсь на такое жеотношение с вашей стороны. Прошу вас, выслушайте меня до конца, а уж потомрешайте.

До сего момента Фандорин стоял. Теперь сел с другой стороныстола, словно бы проложив между ними границу, об условиях пересечения которойеще предстояло договориться.

– Я давно живу на свете. С вами я вел себя, как последнийд-дурак… Не возражайте, просто слушайте, – попросил он, когда она отрицательнозатрясла головой и всплеснула руками. – Я ведь с самого начала знал, на чтомогу рассчитывать, а на что – нет. Видите ли, у женщины всегда написано налице, способна она к большой любви или не способна. Как она себя поведет, еслижизнь заставит выбирать: между любимым и собой, между любимым и детьми, междулюбимым и идеей.

– Какой же выбор, по вашему мнению, сделаю я? – робко спросилаЭлиза.

– Вы выберете роль. Это-то меня в вас и устраивает. Мы свами одного поля ягоды. Я тоже выберу роль. У меня она, правда, не театральная,но это всё равно. Поэтому предлагаю честный союз, без лжи и самообмана. У нас свами будет брак по расчету.

– То же самое мне предлагал Шустров, – содрогнулась она.

– Возможно. Но наш с вами расчет будет не коммерческим, алюбовным. Выражаясь предпринимательским языком, предлагаю любовь с ограниченнойответственностью. Не морщитесь! Мы любим друг друга, мы хотим быть вместе. Нопри этом мы оба любовные инвалиды. Я не согласен ради вас отказываться отсвоего образа жизни. Вы не пожертвуете ради меня сценой. А если пожертвуете, тоскоро об этом пожалеете и станете несчастны.

Кажется, ему удалось пробиться сквозь ее привычку каффектированности. Элиза слушала его серьезно и внимательно – не заламываларук, не изображала сияющего любовью взгляда.

– Знаете, мне кажется, мы идеально подходим друг другу, –перешел Фандорин ко второму пункту, не менее деликатному. – Я – зрелый мужчина,вы – зрелая женщина. Есть древняя китайская формула, помогающая рассчитатьправильное сочетание мужского и женского возрастов в момент союза. Количестволет, прожитых невестой, должно равняться половине лет жениха плюс семь. Так чтопо к-китайским понятиям вы ненамного младше идеального для моей избранницывозраста. Вам тридцатый год, а по формуле должно быть тридцать четыре споловиной. Невелика разница.

Как он и рассчитывал, сомнительная китайская премудростьзаинтересовала Элизу. Она наморщила лоб, зашевелила губами.

– Постойте… Не могу сосчитать. Сколько же это вам лет?Тридцать четыре с половиной минус семь и умножить на два…

– Пятьдесят пять.

Она расстроилась:

– Так много?! Я не дала бы вам больше сорока пяти!

Тема для Эраста Петровича была болезненная, но он хорошоподготовился.

– У человека бывает три возраста, и все они лишьотносительно связаны с числом прожитых лет. Первый – возраст ума. Бывают старцыс интеллектуальным развитием десятилетнего ребенка, встречаются и юноши созрелым рассудком. Чем старее человек умом, тем лучше. Второй возраст –духовный. Высшее достижение на этом пути – дожить до мудрости. Она можетснизойти на человека лишь в старости, когда отступила суета, иссякли страсти.До этого мне, как я теперь вижу, далеко. В духовном смысле я моложе, чемхотелось бы. Наконец, есть возраст физический. Здесь всё зависит от правильнойэксплоатации тела. Человеческий организм – это такой аппарат, который поддаетсябесконечному усовершенствованию. Износ с лихвой восполняется приобретенныминавыками. Уверяю вас, сейчас я владею телом много лучше, чем в молодости.

– О, я видела, как вы за две минуты взбежали на трап галеркии спустились оттуда по тросу! – Элиза целомудренно опустила глаза. – Были уменя и другие возможности оценить ваше владение телом…

Однако Эраст Петрович не позволил разговору перетечь внесерьезное русло.

– Что скажете, Элиза? – Он почувствовал, что голоссрывается, и кашлянул. – Как вам мое… п-предложение?

Всё сейчас зависело даже не от ее слов, а от того, как онаих произнесет. Если его искренность не пробилась сквозь защитную личинуактерства, ничего путного из их союза не выйдет.

Элиза побледнела, потом залилась краской. Снова побледнела.Странная вещь – ее глаза будто избавились от вечной косинки, оба смотрели прямона Фандорина.

– Одно условие. – Она тоже будто внезапно охрипла. – Никакихдетей. Дай мне Бог не разорваться между тобой и сценой. Если мы не сможемужиться друг с другом, нам будет больно, но мы справимся. А детей жалко.

«Это говорит не маска, – с неимоверным облегчением подумалЭраст Петрович. – Это говорит живая женщина. Обращение на „ты“ – уже ответ».Еще он подумал, что Масу ждет разочарование. Не суждено японцу учить маленькогоФандорина, как быть счастливым.

– Разумно, – сказал Эраст Петрович вслух. – Я и сам хотелвас об этом п-просить.

Однако здесь запас Элизиной разумности и сдержанности иссяк.Она вскочила, опрокинув стул, бросилась к Фандорину, прижалась и самозабвеннозабормотала:

– Держи меня крепко, не выпускай из своих рук! Иначе менясорвет с земли, сдует в небо! Я пропаду без тебя! Тебя мне Бог послал воспасение! Ты моя единственная надежда, ты мой якорь, мой ангел-хранитель! Любименя, люби, как только можешь! И я буду любить тебя, как только умею и сколькохватит сил!

А вот теперь он уже не мог понять, настоящая она сейчас илинезаметно для себя соскользнула в какую-нибудь роль. Если и так, то как былосыграно, как сыграно!

Но лицо Элизы было мокрым от слез, губы дрожали, плечисотрясались, и Фандорину сделалось стыдно за свой скептицизм.