Читать книгу "В тени Нотр-Дама - Йорг Кастнер"

Глава 3Притон сводни

Дом сводни лежал передо мной, как спящее чудовище, тихое и мрачное. Хотя солнце давно зашло, глаза чудовища были закрыты, ни в одном окне не горел свет. Было слишком рано. Лишь после пьянящего вина, после которого забывается груз дня, горожане и школяры обращались к свободным бабочкам, если остались еще лишние деньги. Я стоял на том же самом углу, как в тот вечер, когда видел заходящими в дом Эсмеральду и капитана, и хотел выяснить, почему лгала Фалурдель. Потом я мог привлечь Бийона или цыганского герцога, чтобы задать жару сводне.

Конечно, я мог бы рассказать правду лейтенанту Фальконе ради освобождения Эсмеральды. Но кто бы поверил моему сумасбродному рассказу? К тому же, я ничего не мог доказать. Многоуважаемый отец Фролло, который имеет дела даже с королем и его личным врачом, у которого друзья в суде вроде Годена и Шармолю, — подлый убийца? Да меня высмеют!

Задним числом я должен признаться, что пытался из чувства вины в одиночку помочь Эсмеральде. Если бы я предотвратил убийство капитана Феба, если бы я не только наблюдал за ними?!

Это заставляло меня испытывать ответственность за бедную судьбу цыганки. Моя прогулка к мосту Сен-Мишель была попыткой исправить положение, что, по моим представлениям, я был обязан сделать для Эсмеральды.

Я надеялся, таким образом заслужить ее милость и уважение.

Зачем я хотел это? Ну, цыганка была очаровательной женщиной. Колетта поправилась, и я благодарил Бога за это, но она теперь держалась со мной необычно отстранено — не только равнодушно, а чуть ли не враждебно. У меня не было объяснения тому, и я вряд ли нашел бы таковое, пока она скрывалась в подземном убежище Вийона, куда вернулась после своего выздоровления.

Я собрался с духом, подошел к притону сводни и постучал в дверь, которая вся прогнила от влажности вблизи Сены. Ничто не колыхнулось. Но Фалурдель или кто-то другой должен был там быть. Тонкие нити света пробивались через щели. И я слышал запах дыма. Итак, я постучал еще раз, так сильно, что дверь задрожала.

— Не рушьте мой дом, проклятье! — прокряхтела старуха — Да иду я уже, иду я уже, — и она подошла, шаркая ногами, отперла дверь, приоткрыла ее на небольшую щель и осветила лампой мне лицо. — Что вы хотите, месье?

Гнилостный запах обдал меня, так что я охотнее всего отвернулся бы. Мне стало почти так же дурно, как днем, когда толстуха помазала мне лоб и щеки кипяченым маслом и еще осмелилась потом потребовать за это деньги. Фальконе заплатил ей, и я посчитал возможным, что он даже велел ей специально подойти к нам.

— Хороший глоток вы можете мне предложить, конечно, взамен хорошей оплаты, — сказал я.

Окруженные многочисленными морщинами глаза взглянули на меня недоверчиво.

— Пить вы можете здесь, наверняка, но это не то дело, которым я живу.

— Да, я в курсе, мадам Фалурдель. Моя милашка подойдет попозже, я пришел первым.

— Может быть, может быть, — захихикала старуха и раскрыла дверь шире. — Ну, тогда заходите, месье, и позвольте вас угостить. Деньги-то есть у вас, скажите?

И как само собой разумеется ко мне протянулась лапа, в которую я сунул один соль.

Внутри притон сводни был таким же обшарпанным и обветшалым, как и фасад. Заляпанные стены уже целую вечность не красились, потолочные балки почернели как затянутая облаками ночь, камин, в котором потрескивал тлеющий огонь, полностью вышел из строя.

По всех углам висела паутина, словно ее кровожадные создатели только и поджидали скорейшей кончины сводни, чтобы потом окончательно занять ее квартиру. Пахло нечистотами и плесенью, смертью и разложением. Единственным живым существом был шелудивый грязный паренек, который сидел на сундуке и стучал голыми ногами по дереву, при этом он напевал медленную мелодию и раскачивал из стороны в сторону головой.

— Вина многоуважаемому господину, Фэсан, ну живей!

Фалурдель согнала паренька с сундука и поставила мне шатающийся стул. Высохшая, сморщенная женщина выглядела, как согнутая грузом возраста буква «I», которая — недалек тот день — окончательно надломиться и упадет.

— Принеси вино не только для меня, но и для мадам Фалурдель! — крикнул я мальчишке, который исчез за стойкой, состоящей из пары досок, положенных на бочки. — Садитесь со мной, мадам, тогда мы сможем скоротать немного времени за болтовней.

Она уселась и ухмыльнулась мне ртом с гнилыми неровными зубами. Так показалось мне, пока в свете лампы, которую она поставила на стол, я не узнал истину. Возраст иссушил ее кожу, при этом губы до десен запали и навсегда обнажили жалкие остатки ее челюсти. Теперь всегда казалось, что она будет улыбаться до самой смерти.

Фэсан принес два грязных глиняных бокала со сколотыми краями и не лучше сохранившийся кувшин, который источал резкий кисло-сладкий аромат. Мои предположения, что вино уже не далеко к тому, чтобы превратится в уксус, оказалось верным, когда я осторожно пригубил из липкого бокала.

Снова недоверие закралось в глазах хозяйки. Я слишком мало выпил этого пойла? Она одним глотком наполовину опустошила свой бокал и издала целый ряд зловонных отрыжек.

— Вы уже бывали у меня в гостях, мессир?

— Я впервые переступил порог вашего дома, — ответил я правдиво. — Но я много уже слышал о вас. После того ужасного события, произошедшего у вас, мадам Фалурдель у всех на устах.

Она подмигнула, задрожала и ее белая борода задрожала:

— О чем вы говорите, мессир?

— О капитане, которого у вас здесь зарезали. Говорят, это произошло в вашей гостиной. Верно?

— Да, это было здесь. Но я не понимаю, что вас в этой истории…

— О, это доставило бы мне особую радость — пойти с моим сокровищем именно в ту самую комнату. Вы понимаете, мадам? Я заплатил бы двойную цену.

— Двойную цену, говорите вы? — она довольно кивнула. Это был тот язык, который она понимала.

— Вы могли бы мне уже сейчас показать комнату? Я наверняка буду возбужден этим зрелищем.

— Комната стоит золотую крону.

Я положил две кроны на стол, и в следующий миг они исчезли в жадных руках Фалурдель.

— Ну, тогда пойдемте, мессир! Я покажу вам чулан, в котором вы можете покормить свою голубку.

Она взяла закоптелую лампу и заковыляла к узкой крутой лестнице, похожей больше на приставную лестницу, нежели обычную лестницу в доме, по которой, несмотря на свой возраст, она забралась с удивительной ловкостью. Я последовал за ней на мрачный верхний этаж, где она уперлась в дверь каморки. В дрожащем свете лампы я узнал место, в котором капитан Феб искал любовных утех, а нашел смерть. Тут стоял сундук, на котором он сидел вместе с Эсмеральдой, кровать, на которой он наслаждался ее теплой, сладкой плотью. Слишком недолго для него… и для цыганки тоже?

При мысли о двух телах на кровати меня охватила ревность. Я повернулся к затянутому паутиной окну, через которое можно было нечетко разобрать темную реку и мост со скудно освещенными рядами домов. Позади них дома, башни и стены расплывались в ночной темноте, в тумане над Сеной, и любая тень оставалась тайной. Днем Париж был лабиринтом, ночью — мистерией.