Читать книгу "Малая Глуша - Мария Галина"

Сжимая нож в руках, он прыгнул вперед и, прежде чем песьеголовый успел освободить руки, ударил его ножом в то место, где собачья голова переходила в человечьи плечи. Нож прошел мягкое и уперся в твердое.

Кровь брызнула на него тугой узкой струей, заляпав футболку.

– Идиот, – сказал песьеголовый и начал медленно падать, роняя девочку.

Женщина в белой рубахе кинулась на него, ее скрюченные пальцы тянулись ему в глаза, он пытался ухватить ее за запястья и не мог, тогда он дернул головой, ногти скользнули по щекам, прочертив кровавые борозды.

Он пытался оторвать ее от себя, но она висела на нем, как куль с картошкой, совсем рядом он видел ее страшное оскаленное лицо, зубы блестели в свете пожара.

Вдруг она обмякла и ушла вниз; совсем рядом он увидел поросшую шерстью морду; в когтистой руке песьеголовый держал дубину. Он попытался схватить нож, который он выронил, защищаясь от женщины, но песьеголовый наступил на рукоятку огромной когтистой ногой.

– И не пытайся, – сказал песьеголовый.

Слова вылетали из пасти вместе с горячим смрадным дыханием.

– Иди, – песьеголовый подтолкнул его лапой, – иди вперед.

Песьеголовый был на голову выше и гораздо шире в плечах.

Он попробовал вырваться, но песьеголовый стиснул руку у него на плече; он чувствовал, как когти, прорвав футболку, вонзаются ему в плечо.

– Не дури, – сказал песьеголовый.

Он оглянулся, выворачивая шею, и увидел Инну, которую вел другой песьеголовый. Инна шла покорно, как заводная кукла.

В глазах у песьеголовых горели красные огоньки.

Что-то большое, темное выдвинулось из тьмы за их спинами, он с удивлением увидел телегу и бурую коротконогую лошадь. Лошадь, опустив голову, неторопливо обрывала стебли.

– Туда, – сказал песьеголовый.

Он вырвался и отскочил на несколько шагов.

– Что вам надо? – крикнул он с ненавистью. – Оставьте нас в покое! Я не хочу…

– Садись в телегу, – сказал песьеголовый.

Бежать, думал он лихорадочно, куда бежать? Девочка мертва, хозяйка мертва, проводника нет, не у кого спросить, не на кого надеяться.

– Куда ты побежишь, дурак? – равнодушно спросил песьеголовый.

– Я из-за реки, – сказал он потерянно. – Отпустите меня.

– Зачем человека убил?

– Человека?

– Да, ножом в шею. Он тебя трогал разве?

Он нервно хохотнул.

– Вы нелюди. Вы напали на… беззащитных. Убили. Нас связали. Зачем?

Песьеголовый подошел к лошади и потрепал ее по склоненной шее.

– Дурак, – сказал песьеголовый. – Где ты видел беззащитных? Думаешь, это мы тебя связали? Это они. Напустили сон и связали, а ночью отнесли бы к бабе каменной и выпили вашу кровь. Они охотятся на тех, кто из-за реки. Я знаю их породу.

– Кто? Эта малышка? Женщина? Ее муж должен был провести нас…

– Это ламии, дурак, – сказал песьеголовый. – Вас перехватили ламии. Они всегда крутятся возле реки, ждут горячей крови. А мужчин у них нет и не было никогда. Они вам голову задурили, морок навели. Мы искали, еле успели.

– Все вы врете, – сказал он устало. – Их разве трудно было найти? Вон, домик стоял, и огород, и все…

– Гнездо кожаное, – сказал песьеголовый, – они его таскают с места на место. Из человеческих кож, из костей… попробуй найди.

– Но они… они обещали нам проводника!

– Проводник – это я, – сказал песьеголовый.

Он приоткрыл пасть и вывалил наружу красный язык.

– Женя! – вдруг крикнула Инна. – Женя!

Он вздрогнул. Инна никогда не называла его так, и на миг ему показалось, что его зовет Ритка. Он начал беспомощно озираться и увидел Иннино лицо; совершенно белое, с расширенными глазами. Она увидела, что он смотрит, и рванулась к нему.

– Чемодан! – всхлипнула она.

Он поглядел туда, где догорал пряничный домик, теперь он был ни на что не похож: опадающая внутрь себя черная бесформенная масса. Качели под яблоней тоже горели как-то странно, пылающая доска раскачивалась взад-вперед, оставляя в воздухе плавный огненный след.

– Я не пойду! – кричала Инна, вырываясь из лап песьеголового, охватывающих ее руки кольцом загнутых когтей. – Без чемодана – нет, нельзя!

– Вот дура баба, эх, – прокомментировал тот песьеголовый, что стоял рядом с ним.

– Я схожу, – сказал он. – Я не убегу, честное слово.

– Пионерское? – спросил песьеголовый.

– Угу.

Он высвободился и пошел по направлению к горящему дому; в лицо тут же ударило нестерпимым жаром, от которого осыпались белым пеплом ресницы и брови.

– А нарушишь пионерское слово – бабе твоей глаза вырву, – сказал песьеголовый в спину.

В вытоптанной траве лежало что-то маленькое, черное и скорченное, он старался туда не смотреть, а чемодан стоял неподалеку, раскрытый, но совершенно целый. Все в нем было вперемешку, словно рылся кто-то любопытный и равнодушный, из надорванного пакета высыпались мандарины, яркие, точно китайские фонарики. Еще там были мужские джинсы и майка с портретом какого-то певца, несколько потрепанных книжек из «Библиотеки фантастики и приключений» и почему-то плюшевый заяц с барабаном. У зайца вместо одного глаза была пуговица.

Он затолкал все в чемодан и застегнул молнию.

– Вот, – сказал он, вернувшись. – Не волнуйтесь. Вот.

Инна мелко и часто закивала, а песьеголовый взял у него из рук чемодан и закинул на телегу. Теперь он увидел, что на телеге из-под дерюги торчали огромные ступни с выгнутыми когтями; это был тот песьеголовый, которого он убил ножом.

– Лезь, – сказал песьеголовый.

– Я так пойду, – сказал он. – Пешком.

– Дурак, – сказал песьеголовый. – У тебя ноги короткие. И у нее тоже. Садись, кому говорят!

Он забрался в телегу и сел, стараясь держаться как можно дальше от огромного тела под дерюгой. Инна умостилась рядом; ее нарядная кофточка была в грязи и саже, а юбка треснула по шву так, что виднелось белое бедро. Она стягивала шов руками; ей было неловко.

– Спасибо, – сказала Инна. Она смотрела прямо перед собой.

– Пожалуйста. – Он пожал плечами. – Но… зачем? Зачем таскать все это?

– Вы не понимаете. Они забывают. А там все, что он любил. Я покажу ему, он вспомнит.

Он вздохнул:

– Кто там у вас?

– Сын.

– Афган?

– Да.

Она помолчала.

– Он сам попросился, – сказала она потом. – Ему хотелось… казалось… что так можно вырваться. Что мы скучно живем, а это другая страна… что он посмотрит мир, дурень, ох дурень. Я его и не видела больше. Они вернули его в закрытом гробу.