Читать книгу "Когда Венера смеется - Стивен Сейлор"

что делать. — Подбородок ее задрожал, она вытерла рукой глаза. — Я думала лишь о том, что хозяин взвалит вину на меня и накажет. Он мог подумать, что это я как-то убила этого старика. Поэтому я вытерла рвоту своей одеждой, которая и так превратилась в тряпку после того, как я очистила его лицо от косметики. Затем я выскользнула из комнаты.

— И в коридоре тебя заметил караульщик Филон, — сказал я, — голую и плачущую, держащую в руках комок одежды. Он подумал, что Дион закончил с тобой раньше, чем обычно. Но Дион был уже мертв. Ты говорила об этом хозяину?

Она задрожала и покачала головой.

— Но почему?

— Всю ночь я пролежала без сна в помещении для рабынь, думая лишь о том, что случилось. Хозяин решит, что это я отравила старика. Но это не я! Но хозяин подумает, что я, и что тогда со мной будет? Я плакала и плакала, пока другие рабыни не принялись шипеть на меня, чтобы я замолчала и уснула. Но как я могла спать? Затем в комнате старика поднялся страшный шум. Весь дом был поднят на ноги. Они вломились в комнату и обнаружили его. Теперь они доберутся до меня, подумала я. Они убьют меня прямо сейчас, на этом месте! Сердце мое билось так сильно, что я думала, будто умираю. — Она всхлипнула, затем поджала губы в кривой улыбке. — Но произошло что-то невероятное. Никто не сказал мне вообще ничего. Они решили, что старика кто-то заколол. Убийцы ворвались в комнату после того, как я оттуда ушла, сказали они, и зарезали его кинжалом. Я не знала, что подумать. Но хозяин так и не стал меня ни в чем винить, поэтому я никому не рассказывала, что тогда случилось. Теперь, когда старик умер, я думала, все пойдет, как и прежде. — Улыбка ее исчезла. — Но все изменилось. Хозяин продал меня. Мое положение становилось все ужаснее и ужаснее…

— Теперь ты в безопасности, — мягко сказал Экон. Девушка прислонилась к стене и закрыла глаза.

— Прошу вас, не спрашивайте меня больше. Я так хочу спать…

— Больше не будем, — согласился Экой. — Побудь здесь. Я пришлю рабыню, и она проводит тебя.

Мы оставили ее тихо плакать и бормотать что-то про себя, вжавшись головой в стену, словно желая слиться с ней. Я вышел вслед за Эконом в сад.

— Что это значит?

— Это значит, что Дион был отравлен, папа.

— Но раны…

— Его кололи кинжалом уже после того, как он умер. Ты сам заметил, как мало крови вытекло из столь многочисленных ран, как тесно были расположены раны и что не было никаких следов того, что он пытался бороться. Все это потому, что он был уже мертв.

— Но кто-то все же ворвался в комнату той ночью и устроил в комнате беспорядок. Кто-то заколол его. Зачем?

— Возможно, это был сам Тит Копоний, который не хотел, чтобы стало известно, будто Диона отравили в его доме, и решил инсценировать нападение. Но дело не в этом, верно?

— Что ты имеешь в виду, Экон?

— Существенно то, что Диона отравили.

— Но как? Где? Кто? Мы знаем, что он не прикасался к пище в доме Копония. И лишь незадолго до смерти он вышел из моего дома с полным желудком. С его осторожностью он просто не мог больше ничего съесть в тот вечер.

— Именно так, папа.

— Экон, скажи, на что ты намекаешь?

— Не нужно кричать, папа. Ты думаешь сейчас о том же.

Я прекратил ходить. Мы посмотрели друг на друга.

— Возможно.

— Симптомы, которые описывала девушка: если это был яд, то как ты думаешь…

— «Волосы горгоны», — сказал я.

— Да, я полагаю так же. Несколько месяцев назад я давал тебе на сохранение порцию этого яда. Я не хотел держать его здесь, под носом у близнецов. Ты помнишь?

— О да, — сказал я. Во рту у меня пересохло.

— Он все еще у тебя? Он там, куда ты его положил?

Мое молчание выдало ему ответ. Экон медленно кивнул.

— Последний раз Дион ел в твоем доме, папа.

— Да.

— Значит, там он и был отравлен.

— Нет!

— Кто-то воспользовался «волосами горгоны», которые я тебе давал? Яд все еще у тебя или нет?

— Клодия! — прошептал я. — Значит, она все-таки не притворялась, что отравлена. Значит, «волосы горгоны», которые она показывала мне, действительно были от Целия. Разумеется, не от Вифании — если яд, лежавший у меня в доме, уже был использован по назначению…

— Что ты там шепчешь, папа?

— Но Целий не мог убить Диона, если тот сначала был отравлен. Ты прав, он не виновен, по крайней мере в этом преступлении…

— Я не слышу, что ты говоришь, папа. — Экон покачал головой, усталый и раздраженный. — Единственное, чего я не могу понять, так это зачем кому-то у тебя в доме могло понадобиться подсыпать Диону яд. Кто, кроме тебя, вообще знал его и тем более у кого могли быть причины желать ему смерти?

Я думал о своем старом египетском учителе, который любил потихоньку связывать молоденьких рабынь и издеваться над ними, а особенно любил подвешивать их на крюк. Я вспомнил женщин в своем саду, обменивающихся секретами о мужчинах, совершивших над ними насилие, когда они были молоды. Я думал о тех временах, когда Вифания была еще рабыней в Алекандрии, и о ее сильном, знатном хозяине, который обходился с ее матерью так жестоко, что в конце концов убил ее, и сделал бы то же с Вифанией, не окажи она ему сопротивление и не продай он ее на невольничий рынок, где молодой римлянин, увлеченный ее красотой, опустошил кошелек, чтобы приобрести ее, даже не подозревая, что впоследствии увезет ее в Рим и сделает своей женой, возложив на нее обязанность подавать еду гостям и, в частности, выложить первую щедрую порцию такому уважаемому посетителю, как Дион Александрийский…

Вчера я сказал ей: «Ты намеренно обманула меня. Ты это отрицаешь?» И она ответила: «Нет, муж мой. Я не отрицаю этого».

— И я думал, что все понял!

— Папа, скажи толком…

— Пусть поможет нам Кибела. — Я покачал головой. — Я думаю, что знаю ответ, Экон.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Экон требовал от меня объяснений, но я лишь покачал головой. Мы в молчании проделали обратный путь до форума через запруженные народом улицы Субуры. Небо было безоблачным, и палящее солнце висело прямо над головой, заливая резким, ослепительным светом мир без теней. Так ярко освещенные предметы становились превратно нечеткими. Грани сливались, и