Читать книгу "Песнь копья - Илья Крымов"

— Не хочу звучать как дрожащий юнец перед девушкой, но всё же скажу, госпожа моя, это слишком мучительно.

— Мучительно, — повторила она, сжимая его руку своими горячими пальцами.

— Я не верующий, но уважаю тех, в ком есть эта сила и я понимаю, что вы принадлежите другому, — тихо сказал Кельвин.

— Принадлежу всем сердцем и всею душой. Но сейчас, я лишь хочу подержать вас за руку…

Он высвободил ладонь и повернулся, чтобы стать с ней лицом к лицу, дева смотрела снизу-вверх с едва заметным намёком на улыбку. Когда она поднимала над головой огромное копьё и наполняла сердца своих последователей огнём, Самшит казалась высокой и властной, непоколебимой, но сейчас Кельвин видел, какая она маленькая, особенно остро ощущал её хрупкость и изящество.

— Вы возлагаете на меня ношу благоразумия и совести, нести которую со временем становится всё тяжелее. Вы ведь знаете.

— Знаю?

— Я исподволь бросаю на вас взгляды и ловлю ваши, которые заставляют забывать о седине и ноющем в дождь колене. Я украдкой, как тать, слушаю речи, которые вы ведёте со своими людьми, слушаю, как вы молитесь, и преисполняюсь радости. Всё это мучительно.

— Мучительно, — повторила она, проявляя нежную улыбку.

— Не надо протягивать жаждущему кубок с водой, если он всё равно не сможет напиться.

— Но кубок в ваших руках, Кельвин, не в моих.

— Вы как ребёнок, — хрипло сказал он, не в силах отвести взгляд от её светло-серых очей, — как девчонка на грани созревания… которая понимает, что у неё появляется власть над мужчинами. Вам вдруг захотелось испытать её? Выберите кого-нибудь другого… это мучительно.

— Мне почти двадцать четыре, я уж не дитя, — она улыбалась уже совсем открыто, мягко, ласково, — хотя, наверное, вы правы. Когда другие наслаждались цветением, я молилась. Когда другие познавали мужчин, я молилась. Когда другие рожали детей, я…

— Молились.

— Нет, путешествовала и проповедовала. — Её ладони скользнули по кожаным доспехам, медленно поднялись на плечи галантерейщика. — И теперь сама не понимаю, что творю. Знаю только, что мне рядом с вами хорошо.

— Прекратите, прошу.

— Элрог видит меня всегда, и Он ревнив, страх перед Ним бросает меня на колени каждый вечер, я умоляю о прощении, но не могу перестать думать о вас, Кельвин.

— Самшит.

Пламерожденные следили за тем, как мужчина и женщина припали друг к другу словно двое умирающих от жажды припадают к холодному ключу и пьют. Пьют. Пьют, но никак не могут напиться. Телохранители служили не богу, а Верховной матери, они умели хранить секреты, как никто.

Н’фирия, с невольным умилением наблюдала за явлением любви в мир, вспоминая это чувство из далёкого своего прошлого. Вот она любовь, вот они горы. Всё повторяется. Хотя, если её, Н'фирии прошлое, повторится в полной мере с кем-то другим, будет всё же печально.

У каменной глыбы, стоявшей за краем бивака, прятался в снегу белый орк. От него до гулгомов было далеко, однако холодные глаза акулы тоже всё видели.

* * *

Последние дни были самыми тяжёлыми, восхождение растягивалось, каждый шаг давался с трудом, пока караван не преодолел наконец последнюю ступень и не появился в глубокой чаше.

Озеро Око окружали тёмные скалы и ледники, которые питали его хрустальную гладь. Крупные льдины плавали по поверхности воды, прозрачные как стекло, а берега устилала угольно чёрная галька. Вход внутрь горнопромышленного комбината находился у подножья скальной гряды на северном берегу озера, его отмечали массивные двустворчатые ворота из металла, украшенные обликами гномов-рудокопов и изображениями регалий Праотцов[55]. По сторонам от ворот располагались треугольные амбразуры, — в теле скалы были вырезаны казематы с пушками.

На юго-восточном берегу, подле места, где воды Ока стекали на Ступени Титана, стоял небольшой гномий посёлок, окружённый пятном грязного, подтаявшего снега. В горах темнело рано, и на стенах поселения уже зажигались масляные лампы, далеко разносились голоса часовых, дымили печные трубы.

Гномы встретили караван настороженно. Уклад велел проявлять гостеприимство к путникам, но сама жизнь запрещала открывать врата ночным гостям. Солнце почти зашло, бородачи на стенах сомневались, и тогда Хиас достал наборную пайцзу. Пришлось немного поругаться, но в конце концов рог на дозорной башне прогудел один раз, веля воротам открыться. Путники вступили в посёлок, и когда створки сомкнулись за их спинами, ощутили облегчение. Они спускались к воде по кривым улочкам, радуясь, что между ними и огромным опасным миром гор появилась тонкая преграда.

Самым большим строением посёлка была таверна «Под шевелящейся Плотвой», стоявшая почти что на берегу озера. Из неё хорошо просматривались причалы и лодочные сараи с мастерскими, где обслуживали паровые баркасы. Пузатое как бочка здание с очень острой крышей, несколькими пристройками и окружённым стеной двором полнилось народом в тот поздний час. Таверну посещали местные жители, горные охотники, дровосеки, бродячие торговцы, а также приплывавшие отдыхать рабочие с комбината.

Появление чужаков, да ещё и людей в таком количестве удивило многих. Однако, что значит удивление, когда бритоголовый человек с добрыми глазами кладёт в руку хозяина аккуратную квадратную монетку лучшего золота? Ничего, совершенно ничего. Место нашлось и проводникам, и хиллфолкам, и братьям Звездопада, и личной свите Верховной матери Самшит. Последней содержатель таверны с радостью отдал собственную спальню, приказав дочерям немедля перестелить там постельное бельё и всячески навести порядок.

Впервые за долгие недели, дева смогла воссоединиться с прелестным чудом, — горячей водой из стены. И хотя чугунная ванна была маловата, Самшит с наслаждением купалась в кипятке, улыбаясь и смеясь. В общий зал она вошла чистой, пахшей едким гномьим мылом, и приказала Огненным Змейкам всем по очереди отмыть себя тоже. Добром и радостью надо делиться.

Одноглазый наёмник и брат Хиас ожидали первожрицу в отдельном алькове со столом и стульями, куда уже была нанесена снедь. Разбогатевший хозяин послал добрым гостям обильный ужин в виде крысиного рагу, салата из лука и грибов под жирным соусом, густой бараньей похлёбки в тарелках из твердокаменного гномьего хлеба, несколько кувшинов амарантового эля и сладких творожных комков с ореховыми ядрышками внутри. Присев на своё место, она оглядела мужчин, зал, стол, и улыбнулась, насаждаясь тем, что даже живот у неё не болел.

— Где ваше чудовище?

— Маргу пошёл купаться, — ответил Кельвин, — ни холод, ни высота, ни пресность воды его не остановили…

— Возблагодарим господа!

Самшит и Хиас прикрыли глаза, а наёмнику оставалось перетерпеть некоторую неловкость.