Читать книгу "Коллекционер жизней. Джорджо Вазари и изобретение искусства - Ной Чарни"

Мы уже знаем, что расчетливые похвалы и обвинения, забота о поверхностном впечатлении, лицемерие и тщательное сокрытие своих мыслей были ключом к выживанию при дворе в XVI веке[373]. Политическая ситуация оставалась сложной и всё время менялась, так что в какой-то момент даже уязвленный Григорий приказал Вазари изменить содержание одной из фресок. Одну из надписей, которыми сопровождались картины, наследник Григория позже приспособил к текущим политическим обстоятельствам.

Последним искушением для Вазари стало то, что испанский король Филипп II, большой любитель искусства и коллекционер, попытался переманить его в качестве придворного живописца с окладом в полторы тысячи скуди в год. Это было в пять раз больше, чем его теперешнее жалованье, к тому же предполагалась отдельная плата за каждую картину. Двадцать или десять лет назад он, наверное, вступил бы в игру. Но теперь, когда ему было шестьдесят, а его друзья умерли или умирали, ему, уставшему и физически слабому, не хотелось сниматься с места. «Я больше не желаю славы», — написал он Боргини 16 апреля 1573 года.

«Я не хочу больше почета и всего этого изнурительного труда и беспокойства. Я возношу хвалу Господу за оказанные мне почести и буду рад вернуться и наслаждаться тем, что имею, этого и так для меня слишком много. Теперь, когда я написал так много военных столкновений, столько войн, в стольких соревнованиях принял участие, я заработал всё, что мне будет нужно до могилы»[374].

Возможно, он знал от Тициана, который работал на Филиппа и не получал от него денег, что король редко сдерживает свои щедрые обещания.

Кроме того, письмо к Боргини показывает, что Вазари снизил темп, сосредоточился на том, чтобы закончить эти важные заказы, не заглядываясь на другие. Царская зала открылась в срок, 21 мая 1573 года. И Вазари, и папа остались довольны. Вазари даже счел Царскую залу своим шедевром. Хотя она и должна была соперничать со станцами Рафаэля и капеллой Паолина Микеланджело, она всё же кардинально отличалась от них тем, что сюжеты фресок были посвящены недавним событиям. Рафаэль изображал возвышенные проявления Божественной справедливости и торжества философии. Микеланджело писал сцены из Библии: «Обращение святого Петра», «Распятие святого Петра». Вазари пришлось изображать, как он жалуется Боргини, «так много военных столкновений, столько войн»: «Резню гугенотов» (1572), «Битву при Лепанто» (1571), «Союз Пия V, испанцев и венецианцев» (этот союз распался уже к 1573 году). Было мучительно рисовать ужасы Варфоломеевской ночи рядом с возвышающей дух «Афинской школой» Рафаэля.

У Вазари всегда были смешанные чувства по поводу Рима. Этот город подарил ему щедрые заказы, папские почести и вдохновение на написание эпохальной книги. Но, будучи тосканцем, особенно тосканцем из относительно прохладного Ареццо, в Риме он страдал от жары и многолюдности и вообще считал его не самым приятным для жизни местом. Рим, который Вазари знал лучше всего, был постоянной строительной площадкой. Вазари иногда называл его уменьшительным «Ромачча» («прогнивший Рим»). Но когда в мае 1573 года он собирался уехать из этого города, его охватила тоска. Свои чувства он, как обычно, доверил Боргини:

«Мой господин Приор, Рим хорош для меня. Он столько раз собирал меня по кускам, и теперь даже слепой увидит, что это прекрасный и великий зал, и Господь в этих непростых обстоятельствах удалил от меня всех помощников, которые критиковали меня, и, сделав это, наградил меня всеми победами, и мне не нужно платить палачу за порку»[375].

В том же письме говорится о возвращении в Рим следующей весной. Но, наверное, Вазари предчувствовал, что эта поездка станет последней. Он остановился с членами семьи Фарнезе в Капрарола и Орвието, а потом встретился с женой в Читта-делла-Пьеве и поехал с ней в Кортону, затем в Ареццо, Ла Верну, Камальдоли, Валле Омброзу (сегодня Валломброза) и наконец во Флоренцию.

Он приехал как раз вовремя. Артрит совсем подкосил герцога, и теперь тот в основном лежал в кровати. Голос его стал сиплым шепотом, и, похоже, ему оставалось недолго. Художник и покровитель были связаны друг с другом почти всю жизнь. Вазари был на восемь лет старше герцога. Он пережил убийство герцога Алессандро и восхождение Козимо. Вазари участвовал во всех важных событиях его тридцатишестилетнего правления, кроме разве что войн.

Козимо использовал творения Вазари, чтобы снискать лавры покровителя искусства и обладателя изысканного вкуса. Козимо основал орден Святого Стефана, но это Вазари спроектировал церковь и дворец для ордена. Теперь, когда оба они страдали от болезней и старости, Вазари так описывает их встречи:

«Весь отпуск я провел с великим герцогом, который хочет, чтобы я был рядом, и хотя он не может говорить, он всё равно хочет слушать, он был очень рад рисункам великого купола, которые я показал ему»[376].

Между ними всегда существовала социальная пропасть. Но герцог Козимо имел в своем окружении не так много тех, кого он мог считать друзьями, и он до самого конца ценил общество художника.

Вазари курсировал между одром своего покровителя и высоким насестом внутри купола Санта-Мария-дель-Фьоре. Самым сложным моментом в этом заказе было подниматься и спускаться по лесам. Еду ему отправляли лебедкой, и таким же порядком он спускал вниз горшок. Но ему всё равно приходилось раз за разом проходить эти триста шагов вверх и вниз.

Последние два письма Джорджо датируются июлем 1573 года. Знаменательно, что они рассказывают о папе Григории и герцоге Козимо. Винченцо Боргини он пишет о своем визите в палаццо Питти: «Вчера великий герцог был очень доволен, потому что я провел у него четыре часа и показывал ему тот рисунок, он любовался им». Это последнее письмо своему другу он подписывает так: «Tutto Tutto Tutto Vostro» («весь, весь, весь ваш сир кавалер Джорджо Вазари»)[377].

Несмотря на свое ужасное состояние, Козимо прожил еще около года и умер 24 апреля 1574 года. Джорджо Вазари пережил своего покровителя и скончался 27 июня. Ему было шестьдесят три года. В дневнике флорентийца Агостино Лапини Вазари упоминается наравне со светилами, такими как Козимо и архиепископ Антонио Альтовити, сын Биндо Альтовити: