Читать книгу "Екатерина Великая - Анри Труайя"

Глава XXIV

Зубов против Потемкина

В шестьдесят с небольшим лет, несмотря на непрерывные хлопоты и заботы, Екатерина предстает перед всеми женщиной невысокого роста, плотного телосложения, с прямой осанкой, седеющими волосами и властным взглядом. «Я была чрезвычайно удивлена, увидев, что она мала ростом, – отметит госпожа Виже-Лебрен после приема во дворце. – Мне казалось, что она должна быть высокого роста, такой же большой, как ее слава. Она была довольно полной, однако лицо оставалось красивым… Печать гения, казалось, лежала на широком и очень высоком лбу ее. Глаза – добрые и умные, нос – правильной греческой формы, кожа свежая, а все лицо очень живое… Я сказала, что она была маленького роста, но в дни приемов, выходя с высоко поднятой головой и орлиным взором, с уверенностью, которую дает привычка повелевать, наконец, с тем величием, которое сквозило во всем, она казалась мне царицей мира».

Даже очень недоброжелательно настроенный Массон, учитель математики великих князей, признает в «Тайных воспоминаниях о России», что императрица сочетает полноту с изяществом и высокомерный вид знатной дамы с чрезвычайной приветливостью. Ходит она медленно и мелкими шагами, с высоко поднятой головой и ясным взглядом, здоровается легким наклоном головы и, подавая придворному для поцелуя свою белую пухлую ручку, обязательно произносит несколько ласковых слов. «И вот тогда-то, – читаем мы в мемуарах Массона, – единство ее облика как бы распадалось и мы видели перед собой уже не великую Екатерину, а просто пожилую женщину, у которой во рту не хватало зубов, а голос был надтреснутым и невнятным. В нижней части лица было что-то грубое и даже жестокое, в светло-серых (?) глазах сквозила некая фальшивость, а складка на переносице придавала ей чуть зловещий вид».

В будние дни одежда ее очень проста: широкое, свободного покроя платье из лилового или серого шелка, по так называемой «молдавской моде», с двойными рукавами, удобные туфли на низком каблуке. Бриллиантов в простые дни Екатерина не носит и все кокетство вкладывает в прическу. Зачесанные назад, слегка припудренные волосы открывают широкий и высокий лоб. В дни больших приемов она надевает корону с бриллиантами и платье «на русский лад» из ярко-алого бархата. Стремясь ограничить роскошь уборов и уничтожить влияние парижской моды, Екатерина велит придворным дамам носить такую же, далеко не всем идущую одежду. Тем пришлось отказаться даже от причесок а-ля королева или «бель-пуль», ибо указом от 22 октября 1782 года сооружения на голове высотой более двух с половиной дюймов запрещены. Строгость становится правилом. Двор Екатерины – это Версаль, но под русским соусом. «Здесь, – пишет граф де Дамас, – все похоже на красивый набросок, а не на совершенное произведение… У домов красиво выглядят только фасады, а люди, назначенные на какой-либо пост, плохо представляют себе, что и как они должны делать…

Кажется, что азиатская одежда простого народа и французское платье высшего общества не дошиты до конца… Характеры всего лишь обузданы, но не смягчены… При дворе полно простушек, которые с удовольствием вернулись бы к себе в деревню, есть и бритые подбородки, которым до сих пор кажется, что с бородой-то было гораздо теплее…»

Несмотря на указы, предписывающие большую скромность придворных одежд, столичная и провинциальная аристократия выставляет напоказ роскошь и беспечность, приводящую в изумление иностранцев. Следуя примеру императрицы, дворяне по своему желанию строят во всех уголках России бесчисленные дворцы, загородные домики, оранжереи, манежи и крепостные театры, высаживают «французские» или «английские» сады, заставляют рыть пруды и возводить гроты, дают праздники и балы с фейерверками. Излюбленные места таких безудержных сумасбродных забав – императорские дворцы в Царском Селе, Петергофе и Гатчине. Жизнь не по средствам становится правилом. Гардеробы ломятся от нарядов. Маршал Апраксин сшил себе более трехсот камзолов. Новоиспеченные дворянчики гордятся тем, что счет их чулок и туфель идет на сотни. Все соперничают в роскоши карет, породистости лошадей, блеске упряжи.

Многие мелкопоместные дворяне влезают в долги и разоряются, лишь бы только сохранить привычный дом и прислугу. Желая удержаться на плаву, они продают или закладывают часть имений. Главная цель – казаться не хуже других. Становится модным иметь бесчисленную дворню. О влиятельности вельмож судят по количеству их ливрейных лакеев. У самых богатых число прислуги колеблется от трех до восьми сотен. Для дворянина средней руки приличным считается иметь около ста пятидесяти слуг. Бедные дворяне обходятся двадцатью. Большая часть этих слуг – привезенные барином из деревни крепостные крестьяне. Зачастую сам хозяин не знает слуг ни по имени, ни в лицо и лишь жалуется на их леность. Не получая никакого жалованья, эти люди за кров и стол выполняют самые различные обязанности. Среди них есть, разумеется, дворецкие, лакеи, посыльные, горничные, повара и поварята, кондитеры, булочники, истопники, судомойки, прачки, бельевщицы, швеи, вышивальщицы, кружевницы, кучера, берейторы, конюхи, грумы, привратники, швейцары, ночные сторожа, а в самых больших усадьбах – еще и портные, сапожники, шорники, аптекари, шуты, музыканты, актеры, певцы и художники. Да, даже актеры набираются из людского стада, которым владел барин. Прибывшие из-за границы учителя обучают и воспитывают самых талантливых крестьян. Слегка обтесав, их используют для развлечения хозяина и его гостей. Граф Каменский тратит тридцать тысяч рублей, чтобы поставить роскошный спектакль в своем театре. У графа Шереметева, в селе Кусково, есть труппа актеров и певцов, которой завидовала сама Екатерина. Желая отпраздновать подписание мира с Турцией, Лев Нарышкин воспроизводит в своем имении, с помощью статистов в военной форме, главные баталии прошедшей войны. Меломан Скавронский требует, чтобы слуги обращались к нему оперным речитативом.

Вообще-то хозяева благоволят крепостным мастерам, потому что те являются одновременно и капиталом, и показателем высокого положения в обществе. Остальные же, как беззащитный скот, всецело зависят от воли господина, который может заставить работать до изнеможения, женить по своей воле, высечь кнутом или сослать за малейшую провинность. Запрещается только пороть до смерти. Даже самые сердечные помещики, обращавшиеся с крестьянами «по-старобытному», не хотят видеть в них полноценных людей. В глазах господ крепостные – это особый зоологический вид, представители которого, быть может, и имеют душу, но прав не имеют никаких. Самые просвещенные помещики без малейшего зазрения совести продают или закладывают крепостных. Петербургские и московские газеты печатают такие вот объявления, кажущиеся сегодня дикими: «Продается парикмахер, да с ним четыре короба кроватных, один пуховик, одна перина и прочие домашние вещи». Или такое: «Продается девка шестнадцати лет, доброго поведения, и еще карета, совсем мало езженная». Цены не слишком высокие. Породистая собака стоила две тысячи рублей, тогда как крестьянин идет за триста, а девушка-крестьянка – меньше чем за сотню. Можно купить даже ребенка, всего за несколько копеек. Зато цена хорошего повара или музыканта доходила порой до восьмисот рублей. Подобная торговля живым товаром особенно расцветает с началом царствования Екатерины. И это ничуть не смущает императрицу, несмотря на лучезарный блеск ее либеральных идей. Более того, она с удовольствием дарит целые деревни тем, кого хочет вознаградить за политическое, военное или амурное усердие. Таким образом успела она раздать более восьмисот тысяч «душ». Да, фавориты – дорогое удовольствие. Пользуясь сведениями, полученными от «хорошо информированных лиц», французский дипломат Ж. Кастера составил примерный список альковных расходов императрицы.