Читать книгу "Внучка берендеева. Третий лишний - Карина Демина"

— Нет.

Не лжет.

— А… зимой? Боярыня Добронрава… и сын ее. Добромыслом звали?

— Нет.

И вновь не лжет.

— А то, как меня убивал?

— Тебя?

— И Арея… И… или мы бы выжили, верно? Если б получилось. Я точно выжила бы… я ведь вам нужна была?

— Да. Наверное.

— Ты многих убил.

— Я знаю.

— Сожалеешь?

— Я забыл, что это такое… я бы хотел сожалеть.

Щека шершавая и неровная. И если крепко прислушаться к ней ли, к себе, то… то ничего. Обыкновенная она.

— Божиня простит, — ответила я, руку убирая.

— А ты?

Виноватый он? Иль безвинный? Своей ли волей зло чинил? Чужою ли? Я в этаком не разбираюся, только в одном он правый: ежель оставить его на этом свете, то зла прибудет.

— Хорошо, — со вздохом промолвила я. — Я сделаю, об чем ты просишь, только…

— Все будет хорошо.

Мне б в этое поверить, только не верилось.

— Посидишь еще? — попросил он. И что я могла ответить?

— Посижу.

Время шло.

Летело шелковой лентой.

И гребень скользил по темным волосам.

— Он тебе поверил? — шепотом спросила младшая. И старшая пожала плечами.

— Не знаю. Я старалась…

— Ничего. — Младшая приникла щекой к щеке. — Но ты сумела…

— Вот. — На ладони лежал обыкновенный камешек с дыркой. — Он его для меня сделал. Нам этого хватит?

Камень был горяч. И младшая сестрица не сразу сумела взять его.

— Колется… в нем много силы. Думаю, для начала хватит и камня…

Они улыбнулись друг другу, и губы коснулись губ.

— Я уже устала ждать…

— Скоро.

— Сколько можно?

— Скоро.

— Она смотрит, смотрит…

Камень распался на две половинки, и младшая сунула свою за щеку, зажмурилась. Старшая не стала медлить. Чужая сила была сладкой. Но видит Морана, ее не хватит надолго… если, конечно, они не найдут способ выбраться… а они уже нашли, уже сумели.

Почти.

Осталось немного.

Гребень скользил по волосам.

— Ты с ней разговаривал? — От матушки веяло недовольством. — Зачем?

— Ситуация располагала. Было бы странно, если бы я не заговорил.

Врать оказалось несложно, точнее, сказанное не было ложью, но и правдой как таковой не являлось.

— Держись от девчонки подальше. Мало ли что она увидит…

— Да, матушка…

— Потерпи, — она нежно поцеловала его, — уже недолго осталось… пара недель от силы.

— Ты поедешь с нами?

— Я отправлюсь за вами. — Она отложила гребень. — И на этот раз все выйдет как надо…

Она отвернулась, и у него мелькнула мысль, что избавиться от нее просто. Он ведь убивал других, верно? Так почему бы и не эту женщину, к которой он больше не испытывал любви?

Почему медлит?

Не потому ли, что знает: убить ее куда сложней, чем кажется?

— Я пойду?

— Иди, дорогой… и постарайся, чтобы тебя не заметили. — Она склонилась над книгой, над тонкой серой книгой, к которой была привязана душой и телом. Телом больше, потому что душа ее давно истлела, впрочем, как и его собственная.

Но если убить не ее, а книгу?

Он подумает об этом позже.

Гребень скользил…

— Ты молчишь? Молчи. — Он забрался на подоконник, устроился на нем, что петух на насесте, и от этого было смешно и горько. — Это хорошо… если бы я и вправду не мил был, позвала бы охрану…

Позвала бы. Или еще позовет? Немного позже… минута или две — это ведь малость, а ей так не хватает малости, чтобы жить.

— Открой окно, — взмолился тот, кто не имел права находиться за преградою стекла, не говоря уже о том, чтобы в комнату войти. А он войдет, не только в комнату, но и в жизнь.

Стоит поддаться.

И дрогнула рука. Выронила гребень.

Упал под столик.

— Взгляни хотя бы…

— Гляжу.

— Улыбаешься? Я смешон?

— Самую малость.

— Я тебе подарок принес.

— Опять каменья?

Разве не понимает он, что не может Велимира подарка принять? Сапфиры, изумруды… о них мигом донесут батюшке, а уж он-то…

— Нет.

А окно она открыла.

Душно ведь.

Жарко.

Лето подобралось, полыхнуло солнцем. Нынешнее, поговаривают, особенно жарким выдастся.

— Вот, возьми. — На подоконник лег букетик первоцветов. Где взял только? Они ведь по последнему снегу… хрупкие белые цветы.

Никому не рассказывала, что любит…

— Спасибо.

— По сердцу ли?

— Подарок? — уточнила Велимира, пряча улыбку в букетике — пахли одуряюще. — По сердцу.

— А этот? — Колечко лежало на смуглой ладони. Серебряное. Простенькое. И в то же время… магией от него веяло. Силой первозданною.

— Ты же знаешь, нам не позволят…

— А если мы не будем соизволения спрашивать? — Он больше не улыбался, но глядел серьезно. И от этого взгляда немым криком кричать хотелось.

Замуж за азарина? Батюшка проклянет. И ее, и детей ее, если родятся после проклятия дети… слово отцовское крепко, а если найдет кого, чтоб на крови это слово завязать… а он найдет, постарается…

— Не будем? А жить-то как?

— Обыкновенно. Уедем.

— Куда?

— В горы. В горах дела нет, кто ты и откуда… дом поставим. Я сумею. Веришь?

Верила. И надежда вспыхнула костром ночным. Но отгорела.

— Найдут ведь.

— Это если искать станут.

И Кирей вдруг оказался рядом, обнял, прижал к себе, будто боялся, что исчезнет она. И сладко стало, и страшно — он уйдет, а Велимире жить.

— Я вот чего придумал. — Дрогнула тонкая серьга, чужим дыханием потревожена. — Если не побоишься…

То, что он говорил, было безумием.

Но надежда… надежда ярче разгоралась.

А ведь получится… может получиться… и если так… не она ли, Велимира, просила в ночь березовую свободы? Не она ли клялась себе не упустить самого крохотного шанса, не она ли…