Читать книгу "Кванты. Как волшебники от математики заработали миллиарды и чуть не обрушили фондовый рынок - Скотт Паттерсон"

Ответ самый прозаический: ответственные люди умнее остальных. Многочисленные бывшие сотрудники Renaissance подтверждают: нет никакой секретной формулы успеха, магического кода, найденного десятилетия назад гениями вроде Элвина Берлекэмпа или Джеймса Ратера. Команда Medallion состоит из девяноста или около того докторов наук, которые постоянно работают над усовершенствованием систем. Их, как спортивную команду-победителя, подталкивают вперед стремление к цели, желание и дальше обыгрывать рынок.

А это тяжелый труд. В Renaissance используется подход «вторых сорока часов». Каждый сотрудник должен в течение сорока часов выполнять свои обязанности — программировать, исследовать рынки, строить компьютерные системы. А потом в течение еще сорока часов они могут заняться любым направлением работы фонда и поэкспериментировать. Знающие люди говорят, что для сотрудников фонда нет никаких закрытых сегментов. И они получают возможность совершить невероятные открытия, которые поддерживают круговорот творческой энергии в фонде.

Люди, знающие фонд изнутри, отдают должное его лидеру, Джиму Саймонсу. Харизматичный, очень умный, легкий в общении Саймонс создал культуру невероятной лояльности, которая поддерживает в сотрудниках постоянное стремление к успеху. Тот факт, что очень мало сотрудников покинуло Renaissance за все эти годы (из Citadel, например, сбежало множество талантливых специалистов), подтверждает выдающиеся лидерские качества Саймонса.

Renaissance был также свободен от багажа современной теории портфеля, гипотезы эффективного рынка и CAPM. Скорее фонд управлялся как машина, научный эксперимент. Важно было одно: работала стратегия или нет, приносила ли она деньги. Согласно принципам Renaissance, Истина не в эффективности рынка и не в равновесии. Она очень проста и безжалостна, как сила, движущая любым банкиром-головорезом с Уолл-стрит: делаешь ты деньги или нет. Все остальное не важно.

Тем временем фонд, связанный с Нассимом Талебом, Universa Investments,[165] тоже шел вперед на всех парах. Фонды, которыми управлял Universa, принадлежавшие и контролируемые давнишним партнером Талеба Марком Шпицнагелем, заработали в 2008 году 150 % на ставках на то, что рынок куда волатильнее, чем предсказывают модели квантов. Фондом был разработан план Протокола защиты от черных лебедей (Black Swan Protocol Protection) по скупке убыточных опционов пут на акции и индексов акций, которые начали окупаться после коллапса Lehman. К середине 2009 года Universa управлял 6 миллиардами долларов — резкий подъем по сравнению с изначальными 300 миллионами в январе 2007 года. Он как раз делал новую ставку: начнется гиперинфляция из-за того, что огромные суммы денег, освобожденные правительством и Федеральным резервом, хлынут в экономику.

PDT тоже удачно использовал волатильность. Годовая прибыль фонда достигла 25 %, несмотря на масштабную ликвидацию в октябре. Частный инвестиционный фонд Мюллера, Chalkstream Capital Group, напротив, пережил крайне тяжелый год из-за неудачных вложений в недвижимость и фонды прямого инвестирования и потерял около 40 %. Впрочем, в 2009 году он отыгрался. Поскольку Мюллер вложил в фонд существенную часть своего личного капитала, для него это оказалось двойным ударом.

Вайнштейн тем временем решил, что пришло время отправиться в самостоятельное плавание. Но за собой он оставлял полную неразбериху. К концу года Saba потерял 1,8 миллиарда долларов. В январе 2009 года Deutsche официально закрыл группу. Он, как и любой другой банк, испытывал сильнейшее похмелье после экспериментов с проп-трейдингом и теперь хотел пореже участвовать в подобных авантюрах.

Вайнштейн ушел из Deutsche Bank 5 февраля. Прошло чуть больше десяти лет с того дня, когда он впервые пришел в банк 24-летним парнем с горящими глазами и мечтами о том, чтобы сколотить состояние на Уолл-стрит. Состояние он сколотил, но его изрядно потрепало в одном из крупнейших крушений рынка в истории человечества.

Глава 13

Дело рук дьявола

Пол Уилмотт[166] стоял перед полным залом в гостинице Renaissance в манхэттенском Мидтауне, держа перед собой лист бумаги, испещренный непонятными математическими формулами. Основатель первого в Оксфордском университете курса по алгоритмическим финансам, создатель первой международной программы по финансовому инжинирингу (Certificate in Quantitative Finance, CQF) поморщился.

«Многие люди все усложняют, — сказал он, чуть ли не в гневе потрясая листком. — А это прямой путь к потере 2 триллионов». Он сделал секундную паузу и, хихикнув, провел рукой по своим непокорным русым волосам. «Понимаете, о чем я?» На дворе был декабрь 2008 года, кризис кредитования был в самом разгаре и причинил невероятный ущерб мировой экономике. Страх американцев за состояние экономики помог Бараку Обаме попасть в Белый дом. Индекс Доу-Джонса обрушился почти на 50 % по сравнению с показателями 2007 года: 2 декабря он достиг 680 пунктов. Это было четвертое по величине падение за всю его историю с 1896 года. В США с ноября было сокращено полмиллиона рабочих мест — самый серьезный спад за месяц с 1974 года. Впереди ждало еще много потерь. Экономисты уже не обсуждали, скатывается ли экономика в рецессию. Теперь вопрос был в том, не маячит ли впереди новая депрессия. Ощущалась усталость от бесконечных акций по спасению. В эфире стало появляться все больше информации об убытках в различных финансовых компаниях — от Goldman Sachs до AIG.

Налогоплательщикам нужен был козел отпущения. Но кризис был до такой степени загадочным, в воздухе витало столько жаргонных словечек про деривативы и сложные финансовые инструменты, что человек непосвященный не мог понять, кого винить.

Все больше пальцев указывало на квантов. Запутанная система сложных деривативов и напичканных неимоверным левериджем, подпитываемых супермощными компьютерами хедж-фондов, могла в мгновение ока перемещать вокруг земного шара миллиарды. Все это было создано математиками-колдунами с Уолл-стрит. Теперь наступил крах. Система квантов, бесконечно разветвляющиеся щупальца Денежной сети, должна была повысить эффективность рынка. Вместо этого он стал менее стабильным, чем когда-либо. Популярные заблуждения, например гипотеза эффективного рынка, ослепили финансовый мир. В результате возник огромный кредитный пузырь, который надувался годами. Джереми Грэнтем, придерживающийся «медвежьих» взглядов менеджер Grantham Mayo van Otterloo (GMO) — инвестиционной компании, управляющей институциональными капиталами, с объемом активов примерно в 100 миллиардов долларов, — написал в начале 2009 года в квартальном письме клиентам, озаглавленном «Что мы имеем на сегодняшний момент: Жадность + Некомпетентность + Вера в эффективность рынка = Катастрофа», что причиной обвала стали гипотеза эффективного рынка и кванты. «В стремлении к математическому порядку и стройным моделям, — писал Грэнтем, — влиятельные экономические круги недооценили значение плохого поведения рынка… и молниеносных всплесков иррациональности… В невероятно ошибочную теорию эффективности рынка свято верило большинство и частично верили все наши финансовые лидеры. Экономическая и политическая верхушка спокойно наблюдала, как смертельно опасная комбинация из пузырей активов, ослабленного контроля, опасных начинаний и чертовски сложных инструментов вела нас к катастрофе. Они, видимо, полагали, что такое не могло произойти в рациональном, эффективном мире. И худшей стороной этой веры было то, что она приводила к хронической недооценке опасности, возникающей, когда лопается пузырь активов».