Читать книгу "Вилла Пратьяхара - Катерина Кириченко"

— Иди к черту, — вырывается она и начинает карабкаться на скалы.

— Тут нет тропы, она левее…

— Отстань.

Я вынуждена лезть за ней.

— Да погоди же ты! Мы сорвемся, здесь нельзя взобраться.

Жанна молчит и продолжает остервенело штурмовать огромные валуны. Зажатые в руке туфли мешают ей, и она швыряет их вниз, к подножью скал. Прогремев каблуками по камням, они падают в опасной близости к воде. Если прилив будет сильный, то к утру их смоет и унесет в море. Но Жанна даже не оборачивается, чтобы проверить, куда они упали, и, пыхтя, лезет все выше и выше. Мне не остается ничего другого, как карабкаться за ней. Только ее смерти и не хватало на моей совести.

Удивительно, но минут через десять громкого кряхтения и шмыганья носом мы все-таки выбираемся на мою террасу.

— Ты поставила рекорд. До этого момента никому и в голову бы не пришло, что здесь можно взобраться к дому, — говорю я, отряхивая руки.

— Где твой ключ? — отрывисто выдыхает Жанна.

— А где твой? — удивляюсь я.

— Я где-то оставила свою сумку. Завтра найду, при свете дня.

— Господи, ты это серьезно? А я тоже где-то оставила свою.

— Отлично, — констатирует Жанна холодно. — Значит будем спать на свежем воздухе. Спокойной ночи. — И, ни капли не сомневаясь, растягивается прямо на камнях у двери.

Я присаживаюсь на корточки, опасливо ощупываю землю, выбираю несколько камней покрупней и отбрасываю их в сторону, потом сажусь по-турецки и берусь за голову:

— Тебе хорошо, ты хоть пьяная.

— И ты выпей, — советует Жанна.

— Где я тебе возьму алкоголь, если дом закрыт? Опять попрусь вниз к Лучано?

— Ну это твои проблемы.

— Спасибо, — говорю я.

Несколько минут мы молчим, потом я первая не выдерживаю:

— Могу предложить тебе, как гостье, гамак.

Жанна молчит. Я пару минут жду ее реакции, но она не снисходит до меня ответом. Тогда я поднимаюсь и занимаю гамак сама.

Жанна стоически вертится на камнях, пытаясь найти более-менее сносную позу.

— Не дури, иди сюда, — зову я. — Здесь на двоих хватит места.

— Пошла к черту.

Я чувствую, что нам надо поговорить, но глаза слипаются и меня клонит в сон. Сегодняшний день оказался невероятно длинным, и я боюсь, что после разговоров со Стасом и Арно, мне уже не выдержать еще один.

Минут через двадцать гордячка молча распихивает меня и забирается в гамак. Его веревки подозрительно скрипят, но выдерживают. Не зная, как бы расположиться поудобнее, я приобнимаю ее за плечи.

— Я сейчас валетом лягу, — предупреждает она.

Я убираю руку и засовываю ее себе под голову.

Вдвоем в гамаке оказывается невероятно неудобно. Сон — нетвердый, робко проклевывавшийся сквозь усталость — покидает меня. Усталость остается, но заснуть я больше не могу. Судя по ее неровному дыханию, Жанна страдает от той же проблемы.

— Может, будем спать по очереди? — предлагаю я через вечность. — Я могу первая уступить тебе гамак.

— С чего это такая забота?

— Ну… ты все-таки у меня в гостях. Я пытаюсь о тебе заботиться.

— Да? — Жанна аж садится в гамаке, отчего веревки опять протяжно скрипят, подумывая разорваться. — Поэтому и к Арно меня отправила? Типа лучшее отдала? Как детям?

Я вздыхаю.

— Ну, а чем ты так, в конце концов-то, недовольна? Он провел с тобой отличную ночь, ты, помнится, была в восторге. Ухаживал, воду носил, остров показывал, в ресторане кормил и не раз, танцевал вот сегодня…

— Да? А ты знаешь, как он танцевал? Как будто его там не было танцевал! А как ты ушла, сразу побежал вслед, как собачка!

— Мне было плохо. Возможно, он как-то это почувствовал, пришел поговорить. Не о любви, а о жизни. Мы с ним не любовники. Мы говорили о раке, о смерти…

Жанна морщится:

— Ой, только не надо, ладно? Ты все сама знаешь. Ты использовала меня. Ты все сделала специально. Не знаю, что уж у вас тут за больные игры, только ты отвела мне в них слишком унизительную роль. А я, дура, нет бы сразу все просечь! Повелась как идиотка!

— Да что ты имеешь в виду? Не я же его убедила переспать с тобой! Он сам. А значит хотел тебя, я его не заставляла. Следовательно, ты ему нравишься. Ну, в какой-то мере. Да и как ты вообще кому-то можешь не нравиться? А про то, что он сразу же женится и увезет тебя в Париж, чтобы ты там поплевывала в Сену, ты сама себе придумала, я тут ни при чем.

— Я не про Париж и не про Сену.

— А про что?

— Да ни про что. Дрянь ты просто, — резюмирует Жанна устало. — Злая жестокая дрянь. Если бы я была мужиком, я бы тебя ударила. Вылезай из гамака, моя очередь первая.

29

Жаннина очередь длилась до утра. Разбудить ее у меня не хватило мужества. Свернувшись калачиком в гамаке, она сначала тихонько поплакала (или мне это показалось?), потом засопела, дыхание ее выровнялось и она провалилась в забытье. Я же долго еще бродила по скалам вокруг дома, пока не истощила себя настолько, что смогла заснуть сидя, в своем ротанговом кресле. Последнее, что я помню, это розоватое сияние над горизонтом и мысль, что сегодня мне, наконец, впервые удастся полюбоваться на рассвет. Но сон все-таки сморил меня незадолго до него, и я ничего не увидела.

Судя по защемленной и одеревеневшей к утру шее, голова моя ночью свесилась набок, как у измотанных людей в московском метро. Зато Жанна выглядела почти свежо. Сбегала за забытой у Лучано сумкой, растолкала меня, молча скосила глаза на распахнутую дверь, показывая, что цитадель открыта, и заперлась в ванной. Долго ли она там заседала, я не знаю, потому что, едва добравшись до мягкого матраса, я снова погрузилась в сон. Мне снились падающие звезды, целый звездопад. Тысячами они проносились по небосклону, прочерчивая его пересекающимися хвостами, напоминающими сперматозоиды из школьного учебника биологии, падая в море, ударяясь о землю, которая представляла из себя длинное угрюмое шоссе, окруженное рабицей с колючей проволокой. При каждом ударе где-то за кадром звучал загробный бабушкин голос: «царство небесное», «царство небесное», «царство небесное»… и тоскливо (тоже где-то за кадром) пели свои заунывные мантры оранжевые буддисты.

Проснувшись уже ближе к обеду, я спускаюсь на кухню и застаю там роющуюся в холодильнике Жанну. Завидев меня, она захлопывает дверку и молча уходит на террасу. Я наливаю себе сок и тоже выхожу из дома. Небо затянуто низкими грозовыми тучами, кое-где подсвеченными желто-золотым тревожным светом, вдали у горизонта сверкают молнии. Разгулявшийся ветер обещает перерасти в ураганный, играючи швыряя по террасе все, что плохо лежит. Я подхожу к прудику с карпами и аккуратно вытаскиваю из него загнанный туда журнал «Cosmopolitan». С мокрых страниц у моих ног натекает лужица воды.