Читать книгу "Три заповеди Люцифера - Александр Овчаренко"

— Не напомнишь мне, Василий Иванович, почему мы тогда его не убрали? — с иронией поинтересовался Калмыков.

— А не ты ли, Климент Михайлович и тебе подобные твердили мне, что необходимо обновление, нужна коренная перестройка экономики? Не ты ли убеждал меня, что наши государственные лидеры «забронзовели», под стать своим бюстам, и что в политике нужны новые, молодые лица?

— Надо же! А ведь ты действительно всё помнишь! Да, конечно, это я настаивал на скорейшем начале операции «Аврора». И в начале вроде бы всё шло по плану. Помнишь, как народ встрепенулся, как живо откликнулся на перемены в жизни страны. Это было, как глоток свежего воздуха!

— Перед смертью не надышишься! — проскрипел Мостовой. — Не на того мы с тобой, Климент, поставили. Молодой провинциальный политик, выдвинутый на роль реформатора России, на проверку оказался пустышкой. Говорливой пустышкой! Нашей многострадальной державе он дорого обошёлся.

— Надо отдать тебе должное, Василий Иванович, но ты быстро это понял! Понял и поменял!

— Да, поменял! Но на кого? На царя Бориса? Даже не напоминай мне о нём! Это был мой второй крупный просчёт. Два просчёта подряд — это немыслимо! Кто мог подумать, что мужиковатый увалень сумеет выйти из-под контроля и начать крушить всё вокруг, как пьяный тракторист на деревенской свадьбе?

— Но ведь мы тогда сумели выйти из этой политической свистопляски?

— Сумели, но с каким сальдо? Это была пиррова победа. Сколько лет прошло, а мы до сих пор экономику от «шоковой терапии» лечим. Казалось, ещё чуть-чуть, и страна заживёт по-человечески! Так ведь нет! Какой чёрт послал на наши головы мысль об инновационном пути развития экономики?

— Да мы же с тобой Премьеру эту мысль и подкинули. Когда он эту наживку заглотнул, ты, Василий Иванович, сказал тогда, что, дескать, полдела сделано, и что если так и дальше пойдёт, то, возможно, страна и соскочит с «нефтяной иглы».

— Да-а! Хотели, как лучше, а получилось… Хреново, в общем, получилось! Когда мы с тобой пытались внушить Премьеру мысль о переводе экономики на инновационные рельсы, то не имели в виду, что сырьевой сектор экономики надо рубить под корень. Хорошо, что наши аналитики вовремя отследили тенденцию. Интересно, чтобы он бы делал тогда с нашими огромными нефтяными и газовыми запасами, если бы высоколобые умники выбросили на международный рынок альтернативное дешёвое топливо или изобрели надёжный двигатель с КПД выше, чем у двигателя внутреннего сгорания, или запустили управляемый термоядерный реактор? Вещи эти, конечно, нужные, но, как говорится, не ко времени. Вот пройдёт лет этак пятнадцать или двадцать, выправится экономика наша благодаря нефтедолларам, тогда и посмотрим, что можно из этих новшеств вводить в обиход. Да и то не сразу, а постепенно, постепенно, чтобы рынок не обрушить.

— Василий Иванович! Что ты меня за Советскую власть агитируешь? Я и так со всеми потрохами на твоей, точней, на нашей стороне. Ты меня сегодня для какой надобности позвал?

Мостовой молча допил чай, немного помолчал, недовольно поджав губы: он не любил, когда его перебивали. Потом, глядя на дно фарфоровой чашки, подчёркнуто ровным тоном сказал: «Подчистить бы надо… Так сказать, для порядка, а новых людей привлекать не хотелось бы. Сам понимаешь, мы накануне грандиозных политических свершений, так что рисковать не имеем права. Вот я и подумал, может быть, ты тряхнёшь стариной? Прикрытие у тебя надёжное. Разве придёт кому-то на ум заподозрить персонального пенсионера, орденоносца, бывшего члена ЦК партии, в банальной уголовщине.

— А если заподозрят? Для нынешних ищеек, сам знаешь, наши регалии и звания — не авторитет. Возьмут за цугундер, да и потащат, как простого гопника[32]в каталажку!

— Да ты, никак, боишься? А я о тебе был совсем другого мнения. Думал, что ты, Климент, человек старой партийной закалки.

— Да не боюсь я! Это так, мысли вслух.

— Выше голову, товарищ! — усмехнулся Сталинский сокол. — Не успеют чернила высохнуть на пере следователя, как власть поменяется и ты выйдешь из милицейских застенков, но не как простой уголовник, а как узник совести, которого прежняя власть пыталась сгноить в казематах.

— Ну разве что так! — согласился Калмыков. — Давай координаты «объекта».

— Здесь всё, — коротко пояснил Мостовой и протянул конверт из плотной серой бумаги. Бывший чекист привычным жестом извлёк из конверта фотографию «объекта». На Калмыкова с чёрно-белого фото миндалевидными глазами смотрел коротко стриженый молодой Варан.

* * *

… — Считайте, что я уже внутри! — криво усмехнувшись, произнёс Варан и взялся рукой за дверцу.

Как и ожидал Калмыков, силуэт головы жертвы появился на фоне ночного неба, и он уверенно нажал курок наградного «ТТ». Годы, проведённые в министерских кабинетах, не повлияли на выучку старого солдата: рука была тверда и глаз по-прежнему зорок, вот только реакция немного запоздала. В тот самый момент, когда ударник пробил на торце патрона капсюль, Климент Михайлович понял, что его переиграли. Вопреки ожиданиям Калмыкова, жертва умирать не хотела, поэтому за мгновенье до того, как выпущенная пуля должна была войти в голову, дверца автомобиля неожиданно резко захлопнулась и горячий кусочек свинца звучно чмокнул в пуленепробиваемое стекло.

«Всё! — мелькнуло в сознании старого чекиста. — Сейчас он откроет дверцу и последует ответный выстрел».

Он ещё не успел оценить ситуацию до конца, когда сработала выработанная на тренировках привычка: не глядя, он рванул ручку дверцы на себя, и, сгруппировавшись, вывалился из машины. Прокатившись по опавшей листве с десяток метров, Калмыков замер. Ему хорошо был виден лимузин с включёнными кроваво-красными габаритами, но высокой фигуры незнакомца, которого он должен был «зачистить», нигде видно не было. Пролежав так минут пять он осторожно приподнялся, и, стараясь не шуметь, медленно направился к машине.

«Пора уносить ноги! — решил Климент Михайлович. — Глупо носиться сейчас с пистолетом по ночному парку: во-первых в темноте его не найдёшь, а во-вторых — это довольно опасно! Чёрт его знает, может, он с испугу дал дёру, где его теперь искать?»

С этой мыслью он бесшумно открыл дверцу автомобиля и уже собирался сесть, как чьи-то сильные руки рывком втянули его в салон. Это был он — молодой человек с чёрно-белой фотографии, вручённой ему сутки назад Мостовым. Правда, сейчас «объект» выглядел несколько старше, и волосы отрастил до плеч, но тонкие черты лица и миндалевидный разрез глаз остались без изменения.

Довести свои рассуждения до конца Климент Михайлович не успел, так как почувствовал сильную боль и в глазах замелькали разноцветные звёздочки. Когда к нему вернулась способность видеть и оценивать ситуацию адекватно, пистолета у него уже не было и вдобавок ко всему сильно болела левая сторона лица.

«Последний раз я получал по физиономии лет шестьдесят назад», — горько усмехнулся Калмыков, глядя в дуло собственного пистолета, который незнакомец направил ему в лоб.