Читать книгу "Клуб неисправимых оптимистов - Жан-Мишель Генассия"

На следующий день после приезда в Бретань папа заявил, что ему нужно работать и он возвращается в Париж. Мы целый месяц мокли под дождем и мерзли под ледяным шквалистым ветром. Из-за непогоды нельзя было ни купаться, ни загорать, ни даже гулять по «тропе таможенников», не рискуя свернуть шею. Мы смотрели в окно на дождь. Играли в «Монополию». В шахматы алжирские Делоне играть не умели. Они обожали покупать дома и отели. Я неоднократно и безуспешно звонил Сесиль.

Вернулся папа и увез нас в Париж раньше обычного. Школьные документы кузенов сгорели во время пожара в лицее Бюжо, и им пришлось держать экзамен в лицей Генриха IV. Они провалились, — должно быть, акцент сослужил им дурную службу. Я не отказал себе в удовольствии съязвить на этот счет и сбить с них спесь. Дедушка Филипп попытался подключить свои связи, но у него ничего не вышло. Луиза решила записать сыновей в лицей Станисласа — у этого учебного заведения была превосходная репутация, — но у Мориса не хватило денег. В лицеях Монтеня и Бюффона кузены тоже не прошли испытания и в результате оказались в Шарлемане, куда репатриантов брали без экзаменов.

Пятнадцатого сентября позвонила Сесиль. Мы не разговаривали ровно два месяца.

— Ну наконец-то! Я заходил к тебе. Консьержка не сказала?

— Нам нужно увидеться, Мишель.

— Давай завтра в Люксембургском саду.

— Мы должны встретиться немедленно.

— Я натаскиваю алжирских кузенов. Их не взяли в мой лицей. Они совсем серые.

— Говорю тебе, дело срочное.

— Что, и один день подождать нельзя?

— Нет!

Полчаса спустя я звонил в дверь ее квартиры. Сесиль открыла, и я сразу увидел, что она изменилась. На ней был длинный свитер Пьера и юбка. Я никогда раньше не видел Сесиль в юбке. Косая челка закрывала лоб, темные волосы падали на плечи, лицо было хмурым, как в плохие дни. Я сказал: «Привет, как дела?» — она не ответила, развернулась и пошла в гостиную, к столу, на котором стояла картонная коробка.

— Это личные вещи Пьера, мне их только что прислали.

Она сунула руку в коробку, вытащила пачку писем и нервным движением бросила их на стол:

— Хочешь прочесть?

Я смотрел на рассыпанные по столу конверты и ничего не понимал:

— В чем дело?

— Помнишь, я как-то спросила, не писал ли ты Пьеру о моем намерении перейти на психфак? Ты поклялся, что не делал этого.

— Я сказал тебе правду.

— Ты не писал, зато твой придурок-братец себе не отказал! Ты рассказал ему — до того, как он завербовался!

Она достала из тетрадки конверт. Я узнал почерк Франка.

— Хочешь прочту? Он проявил трогательное внимание.

— Подожди, я все тебе объясню.

— Надо же, он объяснит!

Она встала, схватила толстую пачку конвертов и швырнула мне в лицо. Я успел поймать ее.

— Я верила только тебе, а ты меня предал. Ты! Ты соврал. Все вы, Марини, одинаковы!

— Неправда.

— Ты не имел права!

— Но я…

— Убирайся!

— Я не хотел…

— Исчезни! Я больше не хочу тебя видеть. Никогда!

Я вышел из квартиры, надеясь, что Сесиль меня окликнет. Не окликнула. Я вернулся к двери. Она была заперта. Все было кончено. Я не мог в это поверить.

В следующие дни я надеялся встретить Сесиль и объясниться с ней, бродил по Люксембургскому саду и в окрестностях набережной Августинцев, но она нигде не появилась. Если судить по результату, ложь — самый бесполезный и неэффективный способ решения проблем. Вранье — лучший способ нажить неприятности. Если бы я нарушил идиотское «слово мужчины», которое дал отцу, он бы меня не убил. Мама, возможно, поняла бы, что папа не мог не выручить сына из беды, и простила бы его. Скажи я Сесиль правду, она не перестала бы мне доверять. Я был похож на сорвавшегося с проволоки акробата, который ищет, за что бы ухватиться, и с ужасом понимает, что летит в пустоту.

* * *

Бабушка Жанна провела несколько месяцев в больнице, но врачи оказались бессильны, и она мирно скончалась во сне. Дедушка Энцо спал в кресле рядом с больничной койкой, но ничего не почувствовал. Папа собирался на работу, когда дед позвонил и сообщил ему печальную новость. Он рухнул на стул и разрыдался. В последний раз они виделись в Лансе в конце августа. Папа спросил, хочу ли я поехать с ним на похороны. Мама не дала мне ответить, сказав, что я не могу пропускать зачеты, и посоветовала ему объединиться с Батистом. Папа отказался звонить брату:

— Он железнодорожник и поедет поездом.

Папа немедленно отправился в Ланс, а я позвонил дедушке. Телефон не отвечал, я решил послать ему письмо и написал, что все время думаю о нем и бабушке Жанне и хотел бы сейчас быть рядом. Жюльетта подписалась, и мы отправили наше послание.

Через десять дней папа вернулся. Я спросил, как дедушка, и получил странный ответ:

— Не знаю. Но очень надеюсь, что рассудка он все-таки не лишится.

* * *

Развеяться я мог только в клубе. Четверг двадцать второго ноября стал особой датой: Кесселя избрали во Французскую академию. Не каждый день твой знакомый становится академиком. Мы знали, что Кесселя выдвинули, но были уверены в успехе его соперника Бриона[149]— слишком многие действительные члены академии были настроены против сына еврейских эмигрантов-космополитов. Мы сидели у радиоприемника и возликовали, когда ведущий объявил об избрании Кесселя. Взлетели под потолок пробки от шампанского, и начался самый грандиозный в истории «Бальто» праздник, проставились даже Жаки и папаша Маркюзо. Когда появился Кессель, на него накинулись с объятиями и поздравлениями. Пришел Сартр и тоже заказал вина для всех. Кессель чокался с каждым из присутствующих и с удовольствием выпивал.

— Мы боялись, что происки некоторых академиков помешают тебе избраться, — сказал Игорь.

— Человек способен на большее, чем сам думает, — лучезарно улыбнувшись, ответил Кессель.

Час был поздний, и я отправился домой. Потом мне рассказали, что пирушка продлилась до рассвета и папаше Маркюзо опять пришлось заказывать новые бокалы.

* * *

Каждый следующий день делал отсутствие Сесиль все более невыносимым. Леонид пытался убедить меня, что нельзя терять надежду, что я должен противостоять судьбе и ждать подходящего момента.

— Не теряй надежды, — говорил он. — Она будет не первой женщиной, переменившей свое мнение.

— Как мне ни жаль, я с тобой не согласен, — перебил его Игорь. — Не следует себя обманывать. Они всегда стоят на своем, когда речь идет о важных вещах.