Читать книгу "Гонцы смерти - Фридрих Незнанский"

— А почему так? — недовольно повел бровями генеральный.

Турецкого эта реплика возмутила.

— А потому, что я работаю один, господин генеральный прокурор, — возмутился он. — Больше того, на свой страх и риск я привлек в бригаду следователя Скопина, который согласен перейти на работу к нам в следственную часть Генпрокуратуры, так в пятницу мне Константин Дмитриевич сообщил, что вы не подписали приказа и не хотите брать его в штат Генпрокуратуры, хотя в устной форме такое согласие давали. А Скопин — следователь одаренный, работает по двадцать часов в сутки и многое сделал, чтобы распутать это сложное дело. Прошу прощения за свою невыдержанность и резкость тона, но я настаиваю включить в мою группу следователя Скопина. Он толковый криминалист, заканчивает аспирантуру и готовит диссертацию о методике расследования заказных убийств!

— Это интересно, — проговорил Белов. — А что, у вас есть какие-то возражения против этого…

— Скопина, — подсказал Турецкий.

— Да, против Скопина.

— Никаких, — натянуто улыбнулся генеральный. — Я вообще не понимаю, почему такие незначительные вопросы мы должны решать в вашем присутствии, товарищ премьер-министр, и отнимать ваше время.

— Какие-то еще есть ко мне просьбы? — спросил Белов.

— У меня одна. Чтобы этот разговор не вышел за пределы этого кабинета, пока мы не произведем обыск и аресты, — попросил Турецкий.

— Думаю, это выполнимо, — улыбнулся Белов.

— У меня в связи с предложениями Александра Борисовича есть просьба, — заговорил Генеральный. — Мы с нашим бюджетом не осилим его заграничную командировку в Гармиш и Женеву…

— Я бы хотел, чтобы со мной поехал Скопин. Один я не управлюсь, — попросил Турецкий.

— Тем более, — вздохнул генеральный.

— Напишите мне служебную записку. В силу важности этого дела я выделю деньги на эту командировку из правительственного фонда, — согласился Белов. — Что еще?

Турецкий хотел сказать о Фомине, предупредив тем самым и генерального, но, вспомнив слово, данное Питеру, воздержался.

— Вроде бы все, — улыбнулся Турецкий. — Прошу прощения, что отняли у вас драгоценное время, но вы сами просили, как будут какие-то результаты, проинформировать вас. Я этой вашей просьбой и воспользовался.

— Благодарен, что не забыли! — поднимаясь и пожимая руки Турецкому и генеральному, проговорил Белов. — Весьма содержательная информация. Я бы хотел быть в курсе удачного завершения этого дела!

К удивлению Турецкого, генеральный, пока они ехали в машине, вел себя чрезмерно любезно, сказал, что Меркулов плохо разъяснил ему ситуацию со Скопиным, не дав столь исчерпывающей характеристики о его способностях, просил по любому вопросу обращаться к нему, держать, естественно, его в курсе всех последующих событий.

— Если мы доведем это дело успешно до суда, то немного выведем нашу контору из-под обстрела, — с грустью усмехнулся генеральный. — Меня только вчера в Думе три часа депутаты полоскали, в том числе и по делу Шелиша в связи с вашей версией об убийстве. Поэтому и я не всегда бываю прав, но вы не обижайтесь, доказывайте свою правоту…

Косте, который примчался к нему в кабинет, едва он вернулся, Александр Борисович пересказал вкратце всю беседу с премьером, в том числе поведал об упреках генерального по поводу Левы и неожиданной перемене в его настроении. Присутствовал при этом разговоре и Скопин, который, пока Турецкий отсутствовал, сидел на телефоне, ожидая звонка Тюменина. Но тот еще не звонил.

— Он спит, скорее всего. Когда я туда заявился, он только вставал, — объяснил Лева.

— В таких ситуациях люди не спят, — заметил Александр Борисович.

— Когда вы в Гармиш поедете? — спросил Меркулов.

— Все будет зависеть от сегодняшнего звонка. Если Тюменин объявится и начнет давать признательные показания, то мы арестуем Станкевича и Кузьму и надо будет срочно ехать, пока об этом не узнали на Западе и не всполошились, — объяснил Турецкий.

— А если не позвонит?

— Если не позвонит, тогда дело хуже. Они уничтожат аппарат, опять же если он еще у них, а не за бугром, и ничего вменить мы им не сможем.

— А Басов? — не понял Костя.

— Что — Басов? На очной ставке Тюменин наверняка будет все отрицать. А сам Басов окажется ученым с сомнительной репутацией, который присвоил себе чужое имя. Весьма бледно будем выглядеть.

— Я просмотрел запись видеосъемки, сделанной Денисом, надо проинформировать премьера в отношении Санина, чтобы он сделал соответствующие выводы.

— Согласен. Надо переслать ему видеосъемку, — поддержал Костю Турецкий, взглянул на улыбающегося Скопина. — А ты чего лыбишься? С тебя бутылка, между прочим! Приказ уже подписан, и ты полноправный член моей группы!

Позвонил Питер, сообщил, что уезжает. Александр Борисович порадовал его тем, что скоро они увидятся. Документы на задержание Нортона и Гжижи будут оформлены через пару дней, и они с Вадимом смогут тотчас выехать. Питер пообещал, что будет держать обоих террористов под колпаком, но решение о выдаче их российскому правосудию должен вынести швейцарский суд.

Тюменин так и не позвонил. Нужно было принимать какие-то меры. Срок ультиматума истек.

Мертвое тело физика первым обнаружил Кузьма, которому Станкевич поручил приглядывать за Мишей. Он еще вечером наведался в лабораторию. Аппарат лежал на столе, но в комнате пахло жженой пластмассой, и охранник, чтобы выяснить, в чем дело, поднялся в комнату Тюменина. Она была закрыта, на его голос никто не отозвался. Кузьма вышиб дверь и увидел конструктора, повесившегося на крюке люстры. Последнюю Миша аккуратно снял и поставил в угол.

Геннадий Генрихович попросил Кузьму проверить аппарат, но он не включился: красная сигнальная лампочка не работала. Хозяин приказал снять крышку. Внутри оказался лишь один магнит.

Станкевич пришел в ярость. Физик его бесстыдно обманул, поставив в довольно затруднительное положение. На этот аппарат рассчитывали заокеанские партнеры, а теперь придется показать им фигу. Желтоватая кожа лица Хозяина приобрела темно-коричневый оттенок. Кузьма уже знал, что это изменение означало наивысший приступ ярости.

— Увези его, но так, чтобы ни одна собака не нашла! — прошипел Станкевич.

Он ругал себя, что не доверился своей интуиции. По поведению физика можно было понять: с ним что-то происходит, он мучается происшедшим и казнит себя. Кузьма тоже потерял всякую бдительность и перестал мышей ловить. Надо было разгадать эту чувствительную натуру. Хрен с ним, в конечном счете, но то, что он уничтожил аппарат, — это серьезная потеря, которую ничем не восполнишь. Да еще Станкевич воспротивился желанию Билли передать эту игрушку ему через Нортона и Гжижу, сейчас у него был бы аппарат. Теперь Редли затаит сомнения, не поверит, что так просто уничтожили столь важную вещь, с помощью которой можно было править миром.