Читать книгу "Меченосец - Валерий Большаков"

У Романа Лакапина дернулась щека.

– Мы посовещались и решили, – торжественно провозгласил император, – заключить договор с правителями русских земель. Вам выплатят виру серебром, по двенадцать фунтов на каждый моноксил, и пошьют новые паруса – русам из шелка, славинам – холщовые.

Вновь заиграли органы, сгустилась фимиамная пелена, и занавес закрыл троны. Антракт.

Глава 20,в которой Олега вознаграждает базилевс

Было очень рано, по улицам Константинополя еще витала сонная одурь, на востоке едва занималась заря, а в Палатии уже царила суета – наступал час утренней церемонии пробуждения базилевса и его явления подданным.

Сквозняки повсюду разносили запах догоравших фитилей. Утренний ветерок завевал в открытые окна, дотягивая запах амбры от лавок торговцев благовониями.

Олег, зевая, прошелся по залу, украшенному по обыкновению коврами, хоругвями и паникадилами. Блистали оружием протекторы, возносили знамена драконарии. Хрисотриклиний – восьмиугольный зал с куполом на шестнадцати колоннах – был полон народу, но Олега никто не теснил. Словно и на Сухова пал отблеск великой и грозной славы Халега Ведуна и его воинства.

Накануне состоялся силентий – тайное заседание синклита, где в присутствии базилевса Романа и послов князей русских были пурпурными чернилами прописаны кой-какие исторические документы и скреплены печатями из красного воска с выдавленными на них павлинами.

Казначеи, причитая над каждой номисмой, выдали откуп за смерть Халега, сына Ингоря, и варяги в тот же день подняли паруса. Русы – шелковые, а славины – холщовые. И убыли.

Дня три константинопольцы были взбудоражены, обсуждали великое событие, но память человеческая быстро стушевала горести и ужасы, и вот взбаламученная вода жизни снова потекла плавно, а тошные впечатления легли мутным осадком на донышки душ.

К Олегу протолкался сонный Ивор и спросил:

– А ты чего спать не идешь? Послов больше не ожидается!

– Да этериарху я занадобился, – досадливо сморщился Сухов. – У меня глаза слипаются, а он: «Подожди, подожди...»

– Служба такая, – сказал Пожиратель Смерти с сочувствием и двинулся к выходу.

Олег вздохнул и потер глаза. Спать хотелось ужасно.

– Олег! – донесся строгий голос Елпидифора. – Ступай за мной.

Недоумевая, Сухов пошел за этериархом, имевшим вид загадочный и таинственный.

В полутемном и пустынном коридоре Елпидифор обернулся к Олегу и сказал с придыханием:

– Сейчас ты будешь лицезреть базилевса, ибо в этот день назначена хиротония[61].

– Чья? – не понял Сухов.

– Твоя!

– Моя?!

– Да, да! Его Величество достойно оценил твои заслуги по убережению христианских святынь и хочет вознаградить тебя. Идем!

Обалдев окончательно, Сухов послушно потопал за своим проводником, пока они оба не оказались у серебряной двери в опочивальню Благочестивого. Придворные уже выстроились в два ряда, готовые желать доброго утра повелителю. Среди этих подхалимов блистала Елена Мелиссина, прекрасная и недоступная зоста-патрикия, «патрикия опоясанная». Ее стан, грудь и плечи обвивал лор – узкая парчовая полоса, золотая на голубом, а волосы были уложены в высокую, похожую на башню прическу прополому. Увидев Олега, зоста-патрикия ослепительно улыбнулась.

Тут уже суетились четверо веститоров-облачателей в белых плащах, откинутых за плечи. В руках они держали дивитиссий цвета персика.

Церемониарий прислушался. За серебряной дверью кашлянули, потом громко прочистили горло, словно подавая знак. И палец с большим перстнем трижды стукнул в дверь опочивальни. Веститоры встрепенулись, а папий, обернув краем красной хламиды руку, воздел ее и провозгласил высоким голоском:

– Веститоры!

Препозит Дамиан – здоровый, пузатый, розовый кабан, – повторил низким басом:

– Веститоры!

Облачатели внесли дивитиссий в императорскую спальню, и Олег увидел вялого Романа в тонком хитоне.

– Приступим! – пропищал папий.

– Веститоры, приступайте! – прогремел препозит.

Двое поднесли базилевсу серебряный таз, третий полил на руки Его Божественности из золотого кувшина, а четвертый вытер их полотенцем.

Потом наступила очередь скарамангия и дивитиссия, под конец облачения на базилевса накинули хламиду, тяжеленную от нашитых драгоценностей, и возложили лор.

– Препозит! – подозвал базилевс.

Дамиан совершил земной поклон и поцеловал край священной хламиды.

– Подведи ко мне варанга Олега!

Сухов приблизился, заколебался, но все же смирил гордыню и встал на колени, рукою касаясь пурпуровых башмаков, на которых жемчугом были вышиты кресты. «Потерпишь!» – сказал себе Олег.

Базилевс, сопя, поднял полу хламиды и накрыл ею Сухова. Запахло пылью и благовониями.

Роман I Лакапин возложил на Олегову голову пухлую пятерню и промолвил:

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа... Властью, данной мне от Бога, посвящает тебя наша царственность в спафарии. Встань, спафарий Олег! Аксиос!

– Аксиос! – зашумели сановники, толпящиеся у опочивальни. – Аксиос!

– Аксиос! – произнес высокий звонкий голос Елены.

Сухов поднялся, оглушенный и малость растерянный. Он совершенно не знал, как ему быть и что делать, но базилевс избавил его от долгих размышлений – начинался малый выход, и Его Величество прошествовал мимо. Придворные гурьбой двинулись за ним, и вот уже густой голос препозита разнесся под сводами:

– Повелитель!

– Я так рада, – сказала Елена, подходя к Сухову, – я так счастлива... А ты?

– Не знаю, – честно признался Олег. – Я мечтал о возвышении, чтобы... Ну, чтобы хоть как-то сравняться с тобою...

Елена замотала головой и сказала, перебивая:

– Ты всегда будешь рядом со мною и выше меня, ибо ты мой повелитель, владыка души моей...

Олег ничего не ответил, только осторожно коснулся губами припухших губок Елены.

– Тебе надо переодеться, спафарий, – сладко улыбнулась Мелиссина и взяла со скамьи, где недавно лежал императорский скарамангий, сверток с одеждой, положенной Олегу по рангу.

Сухов натянул хитон с красным украшением на груди, а сверху накинул синий сагий. Сбросив сапоги, он переобулся в мягкие кампагнии – как легко ногам!

– Ну, как я тебе?

Елена Мелиссина взяла Олега за руки и сказала с чувством:

– Ты – самый красивый, самый лучший, самый родной для меня и любимый человек. А я – самая счастливая женщина! Олежек... я правильно уменьшила твое имя? Скажи, как по-вашему звучит титул спафария?