Читать книгу "Зной - Джесси Келлерман"

Глория выложила на стол регистрационную карточку его сестры, повернула ее так, чтобы Фахардо мог прочитать то, что на ней написано. Фахардо взглянул на карточку и перевернул ее, точно игрок в покер, лицевой стороной вниз.

— Мне дал ее Гектор, — сказала Глория.

— Ну и хорошо. — Он снова склонился над паром. — Значит, я могу ничего вам не объяснять.

— А насчет Карла?

— Какого из двух?

— Того, которого я знала.

Он подул на пар, отпил кофе, поморщился — горячо.

— По-моему, сестра называла его Хозе.

— Я называю Карлом.

— Он мертв, — сказал Teniente. — Хотя вам это, наверное, уже известно.

— Это вы его убили?

Фахардо не сильно, но обиделся, покачал головой.

— Кто же? — спросила Глория.

— Карлос.

— Почему?

Он не ответил. Дул на кофе, делал маленькие, мучительные глотки.

— Как на самом деле звали Карлоса? — поинтересовалась она.

— Так и звали, Карлос, — ответил Фахардо. — А фамилия — Маргэйн.

— Кто он?

— Мой двоюродный брат.

— Что ему нужно было от Карла?

Фахардо попытался отпить кофе еще раз, но опустил чашку на стол.

— Деньги.

— А вы, разумеется, к ним даже притрагиваться не хотели, — сказала она.

— Мне было все равно. Я не желал иметь с ним ничего общего.

— Он мертв, — сказала Глория. — И я хочу, чтобы вы посвятили меня в подробности.

— Мы с вами разговариваем начистоту, — сказал Фахардо, — ведь так?

— Надеюсь.

Он кивнул и приступил к рассказу:

— Я совершил ошибку, возвратившись в эти места. Беда в том, что, когда наша семья уехала отсюда, я был еще слишком мал. Не понимал, какая это дерьмовая дыра. А отец годами втолковывал мне, до чего красив наш городок, как жизнь в нем бьет ключом. Все оказалось детскими сказками.

Но я же и был ребенком. А дети не отличают сказку от были. И некоторые вырастают, так этому и не научившись. В мире полным-полно людей, которые продолжают верить в Санта-Клауса.

Что касается моего отца… Его мне извинить нечем. Отец наверняка знал, что после того, как исчезло озеро и разъехались люди, городок обратился в руину. Если он и был поначалу чем-то хорош, то ко времени нашего переезда в Мехико от этого и следа не осталось.

А если говорить честно, хорош он не был никогда. Мать сказала мне перед смертью: «Твой отец любит приукрашивать прошлое».

Я услышал это от нее, когда мне было четырнадцать лет. А по-настоящему понял, о чем она говорила, лишь приехав сюда, увидев все своими глазами и обнаружив, что его россказни — бред собачий.

Фахардо изобразил отеческое благодушие:

— «О, поезжай туда, Тито, такое прекрасное место, там, ду-ду-ду, молоко и мед. Земля нашей семьи. На протяжении жизни многих поколений кто-нибудь из наших непременно орошал ее своей мочой. Там все нас знают. Дамы на улицах кланяются, когда ты проходишь мимо, всем известно твое имя, и все тебя уважают».

Он изобразил карикатурную улыбку.

— Теперь я вижу это каждый божий день и в полной красе. — Он обвел рукой подгнившие стены кинотеатра: — Разве это не фантастика, сеньора? Посмотрите, как сияют светильники. Вслушайтесь в шум на улицах — это горожане спешат на рынок. Муниципалитет что ни день устраивает парады, вы заметили? Даже если льет дождь, все равно устраивает, — потому что дождей у нас не бывает.

— Если вы знали, что здесь так плохо, зачем же вернулись?

— Элизе хотелось выбраться из города. Она считала, что его грязный воздух вреден Пилар. И правильно считала. Вы когда-нибудь были в Мехико?

— Не была.

— В конце дня я сморкался, — сказал Фахардо, — и видел в платке черные сопли, как будто у меня в голове фонтан нефти забил. А дочка больна муковисцидозом. Один мой друг работает у конгрессмена. Вот он и раздобыл мне эту работу — за небольшое вознаграждение.

— Разве нельзя было найти место получше?

— Получше? Где? Да лучше Агуас-Вивас и нет ничего на свете. Мой отец…

Фахардо поискал подходящее слово.

— Это мой отец, — заключил он.

— Но ведь, увидев, что здесь и как, вы же могли уехать отсюда.

— Вы не понимаете. Только-только приехав, я подумал: какое чудесное место. Я оглядывался вокруг и видел все, что описывал отец. Безумие, конечно, но так оно и было. Я разукрашивал эту помойку его враньем. Знаете, как картину вешают, чтобы прикрыть дыру в стене.

Он допил остывший кофе, поставил чашку на стол, оттолкнул от себя.

— Послушайте, — сказал он. — Давайте-ка мы — вы и я — забудем, после того как поговорим, об этой истории.

— Ну, это от вас зависит, — сказала Глория. — От того, что вы мне поведаете.

Пауза.

— Ладно, — согласился Фахардо и продолжил свой рассказ.

Немногим больше года назад Карлос Маргэйн приехал, чтобы пожить какое-то время у Teniente и его жены, как делал обычно, оставаясь без денег и без работы. Что случалось нередко, поскольку он был актером.

— Вернее… собирался стать актером, — сказал Фахардо. — Какое-то время он проучился в Национальном институте изящных искусств. Потом поехал доучиваться в Соединенные Штаты, провел там год в университете. Думаю, в дорогом. Массачус — это как, дорого?

Ответа Глории он дожидаться не стал:

— Уверен, что дорого, иначе бы Карлос туда не поехал. Ему по душе только то, что дороже всего. У него богатые родители.

— А как же ваша семья? — спросила Глория. — Образование, которое получили вы, тоже, наверное, не дешево стоило.

— Когда работаешь стражем порядка в дыре вроде этой, деньги на тебя дождем не сыплются. А мои дядя с тетей — самые прижимистые люди, каких только видел свет.

Впрочем, в детстве мы с Карлосом дружили. Часто играли вместе. К актерству своему он никогда всерьез не относился. Он не любит работать. Звание актера позволяет ему бездельничать, именуя это подготовкой к роли.

При последнем приезде Карлоса, рассказывал Фахардо, выяснилось, что у того серьезные неприятности. Родители решили наконец избавиться от бессмысленной статьи расходов и перестали посылать ему чеки.

— И поделом, — сказал Фахардо. — Ему как-никак тридцать три года.

— Правда?

— А вам он что наговорил?

— Что ему сорок один. Я еще подумала, что выглядит он для своих лет очень молодо.