Читать книгу "Маленький журавль из мертвой деревни - Гэлин Янь"

любители во всем перегибали палку, и от того получалось еще больше похоже на самодеятельность.

— Где вы родились?

— Провинция Хэйлунцзян, поселок Хутоу.

— И все?

Чжан Цзянь молчал, ожидая, что следователь раскроет смысл своего «и все?».

— Считаете, этой информации достаточно?

Чжан Цзянь по-прежнему молча ждал, чтобы следователь его вразумил. Что еще нужно? Или вы желаете. чтоб я номер дома назвал? Имена и фамилии соседей?

— В поселке Хутоу японских гадов жило больше, чем китайцев. Почему об этом умолчали?

Чжан Цзяню показалось, что теперь отвечать совсем нечего. Во-первых, он никогда не считал, сколько в Хутоу жило японцев, а сколько китайцев. Во-вторых, ему исполнилось два года, когда отца перевели в Аньпин. Если следователь внимательно прочел дело, должен знать, сколько ему было лет, когда семья уехала из Хутоу.

— Ваш отец работал на марионеточное государство Маньчжоу-го?

— Мой отец…

— Отвечать «да» или «нет»!

Чжан Цзянь решил не обращать на следователя внимания.

— Поэтому заявленное вами пролетарское происхождение — фикция!

— В Старой Маньчжурии служило несколько тысяч дорожных рабочих, по-вашему, их отношение к рабочему классу тоже фикция? — Чжан Цзянь понял, что, оказывается, очень красноречив и находчив — разом выложил все, что надо, его даже заткнуть не успели.

— Можно и так сказать, — следователь ничуть не разозлился, наоборот, обрадовался, что теперь есть с кем поспорить.

— А как же Ли Юйхэ[108]?

— Кто?

— Ли Юйхэ, герой «Легенды о красном фонаре».

— Он был подпольным коммунистом. Подпольные коммунисты — это другое, даже в верхушке Гоминьдана были подпольщики.

Чжан Цзянь снова замолчал. Похоже, следователь взялся разоблачать его, начиная с родителей. Это вполне может быть, наверное, он даже установит посмертно, что начальник Чжан был японским прихвостнем.

— После переезда в Аньпин семья входила в тесные сношения с японцами?

— Нет.

— Я могу немедленно доказать, что ты лжешь.

И правда любитель, подумал Чжан Цзянь.

— Женщина по имени Чжунэй Дохэ, которую твой отец укрыл в доме после войны, разве она не японка? Прячете ее у себя уже двадцать лет, и это, по-твоему, не тесные сношения?

— Ей тогда было всего шестнадцать…

— Отвечать только «да» или «нет»! Еще раз спрашиваю: женщина, которую вы укрываете у себя, — японка? Да или нет?!

— Да.

— Какой ущерб она нанесла китайскому народу за эти двадцать лет?

— Она не нанесла китайскому народу никакого ущерба.

— Тогда почему же вы скрывали от всех, кто она такая? Мы отправили запрос в Дунбэй, действительно, нашлось несколько крестьян — крестьян с низким уровнем сознательности, которые спасли тогда японок, женились на них и произвели на свет детей. Но они этого не скрывали. Когда Дунбэй освободили от врага, была организована кампания по искоренению изменников и японских шпионов, и каждого из этих крестьян поставили на учет. Только несколько человек избежали постановки на учет. А уход от постановки на учет говорит об одном: о злом умысле. Почему вы перевезли эту Чжунэй Дохэ сначала в Аньшань, а потом сюда и все это время скрывали, кто она такая?

Чжан Цзянь подумал, что это и правда подозрительно. Отец с матерью начали сочинять свою чудовищную ложь, желая одного: утихомирить Сяохуань и скрыть от всех, что в семье Чжан мужчина живет с двумя женами. Дохэ родила семье трех детей, Чжан Цзянь стал самым настоящим двоеженцем, и чтобы скрыть это, пришлось лгать дальше. Разве мог Чжан Цзянь, представитель рабочего класса нового общества, сознаться в двоеженстве? К тому же и взрослые, и дети в их семье так сроднились, что уже не разделить: кости сломаешь, а плоть все равно держит. Скажи он тогда правду, больнее всех пришлось бы Дохэ: какой бы ни была разлука с семьей Чжан, по Дохэ она ударит сильнее, ведь ее оторвут от родных детей. А разлучить Дохэ с детьми значит разлучить со всем, что есть в ее жизни.

— Это ты порекомендовал Чжунэй Дохэ в цех резки иероглифов? — спросил следователь.

— Да.

— Выдавая себя за китаянку, Чжунэй Дохэ проникла на узловой пункт национальной обороны Китая. Ради этой цели она и терпела лишения, ради этого и жила двадцать лет под чужим именем?

Наверное, не надо было давать Дохэ чужое имя и водить людей за нос. Лучше бы они с самого начала сказали всем правду. Заставили ее рожать, но хотели, чтоб дети стали родными и не знали о своей японской крови — вот и пришлось дурачить людей, врать всему Аньпину. А ведь и в Аньшань они поехали только затем, чтобы дальше скрывать правду. Ведь они для того и потащили с собой Дохэ, чтобы она рожала и воспитывала детей, наследников рода Чжан, разве не так? Хотели навсегда скрыть правду, потому и переехали из Дунбэя в Цзяннань[109]. А Дохэ взяли с собой еще и затем, чтобы совесть успокоить: боялись своими руками сделать эту несчастную японку еще несчастней. Спасибо допросу, теперь Чжан Цзянь смог вывести себя на чистую воду. Он виновен перед Дохэ.

— На самом деле Чжунэй Дохэ многие подозревали. И одним из них был Ши Хуэйцай. Он и разоблачил Чжунэй Дохэ, верно?

— Нет.

— У меня есть неопровержимые доказательства.

Чжан Цзянь знал, откуда у следователя эти доказательства. Тут не обошлось без двух человек: один — Сяо Пэн, а второй — Чжан Те. Сяо Ши наверняка что-то рассказывал Сяо Пэну, а Чжан Те мог догадаться обо всем из перебранок между взрослыми.

— Отрицать бесполезно, у меня есть доказательства. Ши Хуэйцай частным образом разоблачил Чжунэй Дохэ. А спрашиваю я, чтобы дать тебе шанс. Не рой себе могилу.

— Присутствовал ли я при разоблачении?

На секунду следователь не нашелся, что ответить. Потом его осенило:

— Согласно донесениям, тебя в тот момент не было.

— Если меня там не было, откуда мне знать, что он ее разоблачил?

Снова немного замявшись, следователь ответил:

— А ты намного хитрее, чем мы думали. Чжунэй Дохэ сообщила тебе о разговоре с Ши Хуэйцаем. Она твоя любовница, а в ночных беседах чего не расскажешь?

Чжан Цзянь подумал, что как раз из-за таких людей он и стал молчуном. Болтают, болтают, пока не позабудут о всяких приличиях, пока последний стыд не растеряют.

— И поэтому ты пошел на убийство, чтобы навсегда закрыть рот Ши Хуэйцаю.

Чжан Цзянь молчал. Спорь, не спорь — один черт.

— Ты решил дождаться, когда Ши Хуэйцай пойдет с тобой в ночную смену, и совершить убийство, верно?

Чжан Цзянь не отвечал, а следователь злился от