Читать книгу "Костер и Саламандра. Книга первая - Максим Андреевич Далин"

прикрытая пледом, очень бледная и с синяками под глазами. У неё глаза наполнились слезами, когда она нас увидела.

— Простите, государыня, — сказала она. — Мне так жаль, что я не могу встретить вас, как подобает хозяйке дома… Я рада вас видеть, леди Карла. Я знаю, что вы помогли моему отцу…

— Это мне жаль, что я пока не могу пригласить вас к себе, дорогая леди Мельда, — сказала Вильма.

— Ещё пригласишь, — сказала я. — У нас уже серьёзный опыт, мы сделаем Мельде такую ножку, что она танцевать будет.

Мельда печально улыбнулась:

— Жейнар рассказывал о юноше-некроманте с искусственными руками. Но у меня Дара нет, я буду на костылях, на деревяшке, как старый пират из романа. Попрошу маменьку выписать с Чёрного Юга говорящую райскую птицу, чтобы она поминала морских демонов и требовала рому…

— Между прочим, он прав, — сказала я. — Нога — это здорово проще, чем руки, чтобы двигать ногой, и Дара не надо. Серьёзно. Увидите, Мельда. Мы вообще многое умеем так-то. Ведь от микстуры Ольгера вам стало легче?

— О да! — Мельда даже чуть оживилась. — Мессир Ольгер сказал, что это не наркотик, что этот эликсир отодвинет боль от меня… и впрямь, леди Карла, мне снилось, что боль, как красный колючий зверь, сидит у моей ноги, скалится, но не смеет напасть. Мне и сейчас кажется, что она подкарауливает поблизости… но я отвлекаю себя.

Она показала ткань, натянутую на пяльцы, — с вышитыми розовыми цветами в голубом снегу.

— А я привезла вам образцов для вышивки, дорогая, — сказала Виллемина и положила книгу на одеяло.

У Мельды расширились глаза:

— Это «Цветы и листвие для света сердечного»? Государыня, ей ведь уже лет пятьсот! Это наалтарные вышивки, седая древность, я о таком только слышала… Невероятно! Я так благодарна!

Виллемина улыбнулась:

— Вот и я слышала, что вы любите реставрировать старые покровы и наалтарные покрывала, дорогая.

Мне показалось, что Мельда на секунду вообще обо всём забыла, кроме этой книги. Это же надо — так любить вышивать! Выше моего понимания.

И тут Тяпка радостно тявкнула. Мы обернулись и увидели Жейнара. Он мою собаку наглаживал и наглаживал — и смотрел на нас одним глазом из бинтов.

Всё лицо у него было в бинтах, шея — в бинтах, шёлковая домашняя рубашка надета поверх бинтов. Волосы торчали между бинтами клочьями, а низ лица был так основательно забинтован, что осталась только щель для рта. Но руки каким-то чудом остались совершенно целыми.

— Живой Жейнар! — закричала я и всех рассмешила.

— Жейнар, дорогой, — сказала Виллемина, — как вы себя чувствуете?

— Почти хорошо, государыня, — сказал Жейнар. — Смеяться вот больно, говорить пока тяжеловато. Но мы с Мельдой обсудили наши боевые раны и решили, что нам, пожалуй, повезло.

— Повезло⁈ — удивилась Вильма.

— У меня руки-ноги целы, Дар, работать я могу, даже читать, — сказал Жейнар. — А с лица не воду пить. В жизни я такого не видал, чтобы некромант был ослепительным красавцем.

Даже Мельда улыбнулась.

— Вот видите, — сказал Жейнар. — Ножку Мельды очень жаль, зато вся её невозможная красота при ней. Для девушек это страшно важно.

Он подошёл и присел на постель Мельды, а она его обняла.

— Мой братец — дуралей и шут, — сказала Мельда нежно. — Почему-то все, буквально все юноши такие в этом возрасте. А ещё он спас отца — и спас бы всех, если бы те гады не были такими подлыми…

— Цветочки-лепесточки, — сказал Жейнар, тронув обложку книги.

— Для вас, прекрасный мессир, у меня тоже кое-что есть, — улыбнулась Виллемина. — Записки Хорна Великодольского «О противодействии силам ада». Что-то подсказывает мне, что вас это должно заинтересовать.

— Да ещё бы! — на радостях Жейнар завопил, как малое дитя, которому дали что-то очень сладкое, и охнул, потому что открыть рот пришлось слишком резко. — Это же вот прямо — у меня слов нет, государыня! — продолжал он тише, почти не разжимая губ. — Ведь именно про этого Хорна говорили, что он сам с серьёзным Даром, ничего, что Преосвященный? Впрочем, что за дело! Он ведь из Великого Дола — значит, Преосвященный при Иерархе Междугорском был, совсем другой разговор.

— Да, — кивнула Виллемина. — Это некромантский трактат. Хорн принял сан, но рассматривал Сумерки с точки зрения человека с Даром, поэтому его труд имеет особую ценность.

— Это же не единственный экземпляр, не дай Бог? — спросил Жейнар. — Вообще-то не выглядит древней инкунабулой…

Опередил меня — меня-то это тоже интересовало. Я сама ещё не успела дочитать до конца: всё время на что-то отвлекалась.

— Нет, — сказала Виллемина. — Три экземпляра привёз дядюшка Гунтар, для нашей работы, и это современные копии. Одну я отдала его святейшеству Агриэлу, он просил. Его святейшество считает, что эта книга — серьёзное исследование с правильных позиций, но достать текст целиком не смог: труды Хорна строжайше запрещены в Перелесье и Святой Земле. Я думаю, что у нас их тоже изымали. А последняя копия — в типографии. Мы сделаем сто экземпляров. На всякий случай.

У меня отлегло от сердца.

— Ах, какими же пустяками занимаюсь я со своими цветами и покровами! — улыбнулась Мельда.

— Красота, между прочим, недурной способ бороться со злом, — сказала я. — Не вообще всякая, а рукотворная красота — когда человек что-то создаёт из любви. Эти цветы на священных покровах — они ведь не просто так, они имеют смысл, Мельда. Там, в книге, наверняка написано: для света сердечного — это не пустые слова.

— Мне очень жаль, что мы с вами мало знакомы, леди Карла, — сказала Мельда. — Мне хочется сражаться со злом вместе с вами — а я могу только вышивать цветы.

— Ещё познакомимся ближе, — сказала я. — А цветы — вышивайте. В нашей команде у каждого — свой талант. Вы вот восстанавливаете старинные покровы — может, это Господь увидит и одобрит, это тоже важно.

* * *

У нас уютное утро было: после того как мы навестили семью Раша, у меня сильно отлегло от сердца. Будто удалось как-то поправить…

Очень относительно поправить.

Потому что мёртвым-то не поможешь.

А я поймала себя на мысли, что уже прикидываю потери, как