Читать книгу "Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени - Дмитрий Михайлович Абрамов"

взять астраханские укрепления не смогли. Затем основная часть казачьих отрядов двинулась к Саратову. Чёрный народ стекался к «царевичу» толпами. Повстанцы заняли три небольших волжских крепости, захватив там пушки. Они упорно продвигались вверх по реке на север, громя по пути купеческие караваны. Под знамёна атамана Бодырина и «царевича Петра» собралось до 4-х тысяч человек.

Этот новоявленный «царевич» писал молодому царю Димитрию от имени всего терского казачества. Как справедливо отмечал исследователь В. И. Корецкий, переписка казаков-повстанцев с Димитрием носила дружественный характер. Казаки были настроены не против молодого царя, а против «лихих бояр», из-за которых они лишились царского жалования. И московская знать имела все основания опасаться появления новых казачьих отрядов в столице, что было на руку молодому царю. По словам служилого иностранца Якова Маржарета, царь Димитрий отвечал казацкому «царевичу», что если тот подлинный сын его брата Феодора, то будет желанным гостем в Москве; если же он не истинный, то пусть удалится прочь. К грамоте прилагалась подорожная, предписывающая воеводам выдавать «царевичу Петру» корм на всём пути в Москву. Не исключено, что это письмо молодого царя вызвало колебания у «царевича»-самозванца и временно задержало движение терских казаков к Москве… Легитимного государя явно не устраивал союзник-самозванец. Димитрий не хотел дискредитировать своё имя и происхождение общением с «вором», хотя и нуждался в помощи казаков.

Среди редких архивных материалов, сохранившихся со времён Смуты и случайно или по недосмотру не уничтоженных царскими чиновниками в период правления последующих династий, сохранились отдельны документы и фрагменты из переписки «царевича Петра» с Григорием Отрепьевым и с царём Димитрием. Они отражены в Актах Археографической экспедиции, собиравшей и публиковавшей редкие архивные документы в 30-е годы XIX века[83]. Самозванец «Пётр» от лица войска терских казаков, двинувшихся в поход по Волге, писал в Москву: «Из-под Астрахани казаки пошли вверх Волгою к Гришке Ростриге двору, и дошли до Самары, и тут, де их встретили от Ростриги под Самарою с грамотою. И Третьяк Юрлов велел им идти к Москве наспех»[84].

Видимо Отрепьев и Беззубцев, находившиеся где-то юго-восточнее Воронежа (у Большой излучины Дона), торопили терских казаков, так как до них доходили вести из Москвы о сложном положении молодого царя.

Пытаясь объяснить столь странную политическую ситуацию, даже исследователь Р. Г. Скрынников отмечает: «Неверно было бы заключить, что вольные казаки и приставшая к ним чернь изверились в Лжедмитрии… Повстанцы же рассчитывали найти общий язык с московским царём, даже после того, как выдвинули из своей среды нового самозванца. Но они готовы были посчитаться с „лихими боярами“. Последнее обстоятельство дало повод московским властям обвинить Лжедмитрия (после его смерти) в том, что „сам вызвал человека“, который „со множеством казаков явился на Волге и в крайней нужде мог оказать ему помощь“»[85]. Оставим это суждение на суд Истории и суд царя Небесного. Добавим к этому лишь то, что указанный факт дал в очередной раз повод московской знати объявить самого легитимного и законного государя самозванцем.

Ясно одно – весной 1606 года Григорий Отрепьев, дьяк Третьяк Юрлов и сотник Беззубцев предпринимали на юге России все возможные меры, чтобы вновь собрать на Дону, Волге и Тереке отряды казаков для службы царю Димитрию в Москве. Между терскими казаками и молодым царём весной 1606 года велась переписка, в которой Димитрий призывал терских казаков в Москву к себе на службу, хотя в то же самое время, предостерегал их предводителя от самозванства.

* * *

В ясный морозный вечер 190… года по Пречистенскому бульвару в сторону Арбата медленно, прогуливаясь, шли мужчина и женщина. Закатное солнце золотило купола храма Христа Спасителя.

– Как хорошо, что Вы вернулись в Москву, граф! Ведь именно здесь, как мне кажется, Вам и живется, и работается лучше, чем в северной столице, – произнесла уже знакомая дама.

– А знаете, откуда пошло мое особое к Москве отношение? Было мне лет 16… После долгого перерыва я ехал в Москву с дядей Сергеем Сергеевичем. И вот, когда разом показались крыши домов, колокольни и купола церквей, дядя перекрестился и запел из «Жизни за царя»: «Здравствуй, матушка Москва, золоченая глава!». С тех пор я ни разу не подъезжал к Москве, чтобы мысленно не припомнить этого напева, – рассказывал граф Шереметев.

– Да ведь и традиции Вашего рода во многом связаны именно с Москвой… – заметила женщина.

– А детская моя память сохранила старика с белой бородой, который в разговоре с покойной матушкой произнёс такие слова: «Любите Москву, не переставайте быть московскими…», – с улыбкой согласился Сергей Дмитриевич.

– А что же это за старичок? – поинтересовалась собеседница.

– Представьте себе, митрополит московский Филарет! Но завет его я запомнил… Да, незадолго до отъезда я получил от Великого князя Николая Михайловича книгу патера Пирлинга о Смутном времени и «проглотил» ее с величайшим интересом! – увлечённо стал рассказывать Шереметев.

– Подробности, граф, подробности! – произнесла дама.

– Так вот, я признаюсь Вам, что ждал ее с большим интересом; ведь я и раньше читал о предстоящем ее выходе, о том, что там будут представлены новые факты и документы…

– И что, книга разочаровала Вас? – спросила дама.

– Вся аргументация Пирлинга и его уверенность в том, что в Москве на царстве был Отрепьев, основана на письме об этом Вишневецкого. И в том, что молодой царь хорошо был знаком с монашеским бытом русских монастырей.

– По-моему, последнее только подтверждает Вашу мысль о претенденте и о его знании монастырской жизни… – рассудила собеседница.

– Но и это еще не все! Вся книга Пирлинга пронизана недовольством по отношению к тому человеку, который царствовал в Москве, – отметил Сергей Дмитриевич.

– Интересно, чем же он, католический священник, мог быть недоволен? – спросила собеседница.

– Так ведь разговоры об отречении Расстриги от Православия были только разговорами. Реальных шагов навстречу Риму он не предпринимал. И, если разгадка таинственного дела явлена в Риме, то в Риме «новом», то есть в Константинополе; но я предполагаю, что разгадка не здесь и не там, а у нас дома.

– Сергей Дмитриевич, у меня уже нет сомнений в том, что Расстрига-Отрепьев и Расстрига-Димитрий – разные люди. Но не совсем ясно, какая же роль отводилась Отрепьеву?

– Вы правы. Герои наших многозначных диалогов действительно оба были расстрижены из рясофорного монашества одним и тем же иерархом Православной Церкви и в одно время. А роль Отрепьева была совершенно определенная и значительная… Но свою особую роль сыграло и его имя. Посмотрите, после майской трагедии 1606 года и Годуновы, и Шуйские, и Романовы убитого называют Отрепьевым, а