Читать книгу "Радиус поражения - Артем Каменистый"

В Тохином доме, во втором подъезде, проживал колоритный дядечка, свихнувшийся на почве охоты и рыбалки. В основном рыбалки – и зимой и летом на ней пропадал. Но и охоту не забывал: частенько доводилось видеть, как он спешит к электричке с оружейным чехлом под мышкой. А однажды, выпив на Новый год лишнего, он устроил фейерверк – запустил из своей двустволки несколько ракет, стреляя прямо с балкона (за что потом имел разговор с участковым).

Больше вроде бы оружия у жильцов не было. А если и было, то вряд ли много и вряд ли серьезное – пара тех же несерьезных дробовиков. Организовать оборону дома с таким арсеналом было невозможно.

Трудно судить, о чем они думали и на что надеялись. Из окон квартир обреченные люди могли наблюдать за драматической судьбой соседних домов. Видели, как вылетали двери подъездов, слышали, как внутри трещали автоматы и рвались гранаты. На их глазах свинки, окружавшие обреченную девятиэтажку, в упор расстреливали тех, кто пытался сбежать через окна.

Кто-то решил рискнуть и прорваться через кишащий убийцами город. Некоторым из них, возможно, повезло, но вряд ли таких счастливчиков было много. Зато те, кто остался, пошли другим путем: решили превратить свое жилище в настоящую крепость.

Мебелью с верхних этажей закидали все пространство за дверью и лестничную клетку до третьего этажа. Пробраться через этот завал было невозможно. Да свинки и не стали пытаться. В дверь, судя по разрушениям, выпустили что-то вроде танкового снаряда, а потом… Потом, наверное, поработали огнеметами или чем-то подобным. Многослойная куча мебели вспыхнула жарким костром. Железобетонные плиты не горят, но пламя рвалось вверх по системе вентиляции, стоякам водопроводных труб, традиционно захламленным лоджиям, лифтовой шахте. Подъезд превратился в исполинскую вытяжку для дыма и пламени. От страшного жара рассыпались простенки, горящими ручьями стекали подвесные потолки, растекающийся линолеум хватал за подошвы, ярко вспыхивали стеклопакеты. Про бытовой газ в трубах тоже не стоит забывать – свою лепту в разгул огненной стихии внес и он. Напоследок, наверное, полыхнул гудрон на крыше.

Все – девятиэтажный дом превратился в выжженную бетонную коробку. Погибли все – спасения из огненного ада не было. Люди сами себя загнали в ловушку. Или задыхайся от дыма и сгорай, или сигай из окна головой об асфальт – даже если выживешь при падении, свинки это мгновенно исправят.

Погибли жильцы в соседнем подъезде. Погибли соседи Тохи по подъезду. По лестничной площадке соседи погибли тоже. Тохины родители и… сестричка… также не выжили…

Он сумел преодолеть обгорелые остатки завала. Цепляясь за перила, смог перебраться через обрушившийся лестничный пролет. Перешагнул через двери, выпавшие из проема от жара или взрыва. Нашел родителей. Нашел сестричку. Это было нетрудно – из квартиры исчез весь хлам: пошел на завал внизу. Найдя Ксюшку, он пытался закричать, но из горла не вырвалось ни звука – от нервного потрясения парализовало голосовые связки. Потом ноги перестали ему повиноваться – он упал на колени, не чувствуя боли.

А что он еще ожидал здесь найти? Живых родителей и радостную Ксюшу? Он ведь всю дорогу сюда ехал, не задумываясь о том, каким образом они могли уцелеть при всем этом. Не верил он в подобное. Невозможно поверить даже не при таких отце и матери. Но заставил себя о страшном не думать – надеялся до последнего, искренне позволяя себе считать, что все будет хорошо.

Капризы дурацкого сознания…

Ему нужно было сюда попасть. Очень нужно. Теперь он понимал Олега – тот поступил правильно. Надежда, какой бы призрачной она ни была, имеет право на шанс. И за этим шансом он шел до конца, оставаясь все тем же Тохой-разгильдяем, для которого жизнь не более чем игра с простыми и удобными для него правилами. По этим правилам у него всегда все должно быть хорошо. А если неприятности, то мелкие и легко решаемые. А если он их упорно не решает, значит, они его не настолько беспокоят, чтобы заставить преодолеть демонстративную лень.

С ним такого не могло произойти. Он готов был даже смириться со смертью родителей – это абсолютный максимум того, на что был согласен. Но на Ксюшу он не соглашался. С ней не могло такого произойти. Но произошло. Почему так?

Он проделал долгий путь.

Он нашел своих родных.

Его путь теперь закончен.

Поднявшись с колен, Тоха, позабыв про оставленный на полу автомат, направился вниз. Там, неподалеку, он видел мусороуборочную машину. При ней обязательно должна быть лопата.

* * *

Память – странная штука. У Тохи она была более чем отличной, но первые часы после возвращения домой он запомнил плохо. Помнил, как тяжело было копать могилу: земля под окнами была не сказать чтобы слишком мягкой. Но он все же выкопал. Как он сумел стащить вниз тела родителей через разрушенный лестничный пролет, он не помнил – огонь их несколько уменьшил, но не настолько, чтобы оставшееся можно было перетаскивать с легкостью. Но точно помнил – как-то стащил. Закопал всех троих вместе.

Потом провал в памяти. Вроде бы он просто бездумно шатался по окрестностям. Вокруг кипела ночная жизнь. Новая жизнь. Хрустели кости под челюстями четвероногов, во мраке прошмыгивали длинные хищные тени. Тоху они не трогали – сытые. Или боялись связываться с таким придурком. Чувствовали, возможно, что с ним что-то не так.

Сколько это продолжалось, Тоха не мог сказать. Он будто сбрендил. Паралич сознания. И более-менее пришел в себя лишь в общественном сортире, занимаясь поливом писсуара. Как он попал в эту клоаку, он не помнил. Зачем сюда попал, тоже не понимал. Нет, в принципе понимал, но неясно, к чему такие цивилизованные сложности – малую нужду сейчас можно справлять хоть посреди главной площади города. Можно залезть на памятник «главной шишки» и помочиться ему на голову. Или даже кучу наложить. Никто не сделает ему замечания – свинкам по фигу, крысам тем более.

Туалет, как и положено, силами посетителей был оборудован коллекцией надписей, начиная от самых примитивно-практичных в духе: «Пассив. Зовут Федор. Анал. Звонить по телефону…» – до злободневных, политически-экстремистских или даже философских. Одна из таких непростых надписей красовалась прямо над используемым Тохой писсуаром: «Что я здесь делаю?»

Тоха задал себе этот вопрос вслух. Ему понравился звук собственного пробудившегося голоса и потаенный смысл удивительных слов – он повторил вопрос еще раз. А потом еще и еще. Примерно на пятнадцатый повтор он, застегнув штаны, вышел на улицу и уверенно направился к перекрестку – там полыхал костер, освещая рассевшихся кружком свинок.

Не переставая задавать себе понравившийся вопрос, он сорвал с разгрузки гранату, обхватил ладонью ребристый холодный бок. Что там говорил Чижов? Граната оборонительная, и бросать ее надо из укрытия, чтобы не пострадать самому: разлет осколков приличный. Глупый лейтенант – ничего он не понимал в гранатах.

Не заморачиваясь с возней над загнутыми усиками чеки, Тоха ухватил кольцо зубами, сжал челюсти, выдернул его под аккомпанемент треска рассыпающейся эмали, сплюнул. Костер уже перед носом – видно каждую деталь. На пылающем колесе от грузовика корчатся, чернея на глазах, куски картона – свинки подкармливают пламя упаковочными ящиками. Сидят вокруг на корточках, зажав автоматы меж колен, загадочно поблескивая стеклами противогазных масок. Да чего в вас загадочного? Вы все тупые твари – вам только детей заживо сжигать в родных домах, а против серьезного мужика вы никто – вас и десятка на такого мало.