Читать книгу "Я еще жив. Автобиография - Фил Коллинз"

Я получил огромное удовольствие от европейского тура. Я отлично чувствовал себя в качестве фронтмена, голос еще был достаточно сильным, я снова слился воедино с музыкой Genesis. Я наслаждался выступлениями со своей группой. Мы превосходно ладили, как будто бы никогда и не расходились. Именно такими друзья и должны быть.

Орианна приехала с мальчиками на два концерта – в Париже и Ганновере. Ник и Мэтт были слишком маленькими, чтобы запомнить тур The First Final Farewell, они поскорее хотели увидеть, чем же занимается их папа. После концерта мы с Орианной дружелюбно пообщались, выпили вместе и радовались тому, что дети были в восторге. Хоть мы и понимали, что все изменилось, было приятно осознавать, что мы все еще близки.

А теперь переносимся в Рим, где в скором времени должен наступить кульминационный момент. Было нечто особое в том, что нам предстояло выступать на такой древней земле. «Циркус Максимус» – место, где тысячелетия назад люди, развлекавшие зрителей, жили в постоянном страхе однажды увидеть, как палец императора опускается вниз. Не желая испытывать судьбу, я повторил все фразы на итальянском, которые знал. Но, как только я оказался на сцене перед полумиллионом зрителей, я понял, что фанаты в зале – из Бразилии, Англии, Германии – откуда угодно, но не из Италии. Но в итоге их пальцы были подняты вверх, и седые гладиаторы остались живы, чтобы уже на следующий день продолжить свои сражения.

После семинедельного перерыва Turn It On Again: The Tour возобновился в Канаде. И затем, пережив шесть недель переполненных залов по всей Северной Америке, мы закончили наш тур в Лос-Анджелесе, выступив 12 и 13 октября 2007 года в «Голливудской чаше». В ЛА никогда не идет дождь, но для нас он сделал исключение.

Первое выступление в Лос-Анджелесе показался мне посредственным – я никогда не сомневался в том, что амфитеатр, построенный в виде раковины и предназначенный для симфонических концертов, был не лучшим местом для Genesis, – но на следующий день все было гораздо лучше. Мы все осознавали значимость нашего концерта. На нем были все: все наши дети, семьи, коллеги, помощники. Я был очень тронут.

Когда мы на бис исполняли The Carpet Crawlers, на глазах всей публики я сказал Тони Бэнксу и Майку Резерфорду, что люблю их. Эти люди знали меня лучше всех, и они понимали, что я на самом деле имел в виду: вот и все, это конец. Я навсегда попрощался с Genesis.

По правде говоря, вместо очередного большого тура по Северной Америке я предпочел бы выступить в Австралии, Южной Америке, в странах Дальневосточного региона. Но отведенное мне время подошло к концу. Наконец я пришел к окончательному выводу, что моя личная жизнь для меня важнее всего этого. Полутора месяцев вдали от моих сыновей было достаточно, чтобы я запер эту дверь и навсегда выкинул ключ.

На моем решении никак не отразились даже те неприятные новости, что стали мне известны уже после того, как я отыграл половину концертов в Европе: мюзикл «Тарзан» собирались закрыть всего через пятнадцать месяцев после его премьеры. Продажи билетов были неплохими, но этого оказалось недостаточно, чтобы такое дорогостоящее шоу выдержало безумную конкуренцию на рынке Бродвея. Само собой, эта новость меня расстроила; было особенно обидно, что я не мог как следует попрощаться со своим детищем. Я гастролировал где-то на другом континенте, в то время как в Нью-Йорке актеры мюзикла утешали друг друга за кулисами.

По стечению обстоятельств «Тарзана» закрыли 7 июля 2007 года – в день, когда Genesis выступал на стадионе «Твикенхэм». Я испытывал очень противоречивые чувства.

До самого конца меня пытались убедить не нажимать на стоп-кран. С точки зрения менеджеров, Genesis еще не реализовал свой потенциал. Мое возмущение показано в документальном фильме о нашем туре «Однажды в Риме». Джон Гиддингс и Тони Смит просто пытались выполнять свою работу. И если бы агенты и менеджеры могли как-то повлиять на меня, то я бы до сих пор выступал с Genesis. Но я знал, что случилось бы, если бы я проявил нерешительность. Это переросло бы в один, два, три, четыре, пять месяцев, затем – в альбом. Именно поэтому в документальном фильме вы видите, как я твердо стоял на своем: «Не пудри мне мозги, Джон».

Меня зовут Филипп Коллинз, и мне не запудрили мозги. Как минимум другие люди. К сожалению, у моего организма были другие планы.

* * *

Во время тура в какой-то момент у меня появилась проблема с левой рукой. Дошло до того, что я едва мог держать палочки во время песни Los Endos – последней песни той части концерта, в течение которой я играл на барабанах. Я пробовал поменять палочки на более тяжелые и поставить тарелки побольше. Во время американского тура я сходил к нескольким специалистам. Я даже был у одного целителя. В Монреале наш давний агент Дональд К. Дональд посоветовал мне навестить массажиста-физиотерапевта, который помогал ему после операции на спине. Я испробовал все, чтобы справиться со слабостью в пальцах и вернуть своим рукам силу.

Но ничто не сработало: я не мог играть так, как прежде.

После тура я придерживался семейной традиции Коллинзов – я ничего не делал, чтобы вылечиться. Вскоре все должно было пройти само.

Но не прошло. Становилось только хуже.

Когда я вернулся в Швейцарию, я отправился в местную клинику, чтобы пройти МРТ. Радиолог моментально увидел, что позвонки вверху моего позвоночника были в ужасном состоянии. Более пятидесяти лет игры на барабанах испортили мои кости. Диагноз вызывал тревогу, но прогноз был кошмарным: если я не сделаю операцию незамедлительно, то меня ждет паралич и инвалидная коляска.

Я лег под нож в клинике Женолье. Хирурги сделали скальпелем надрез под моим левым ухом, нащупали стершиеся позвонки и соединили их с помощью искусственного кальция.

Я восстанавливался в течение года. Но спустя год пальцы моей левой руки все еще были очень слабыми. Я не мог держать ножик – что уж говорить о барабанной палочке. Будучи левшой, я быстро понял, насколько сильно я зависел от своей рабочей руки. Я снова отправился к своему местному специалисту из клиники – доктору Сильвиан Луазо. Она была милой женщиной, которая непрерывно поддерживала меня как физически, так и психологически, если даже не спасла мне жизнь. Она отправила меня к другому специалисту, в Лозанне. Как и ожидалось, он поставил мне новый диагноз. Проблема была не в шее, а в левом локте, внутри которого сместился нерв. Итак, в начале 2008 года я перенес две операции, во время которых хирург пытался вставить нерв на место. На этот раз надрез сделали сначала на моей левой руке, а затем – на левой ладони.

И опять мне пришлось восстанавливаться. Это был самый длинный период без барабанов начиная с того времени, когда мне было двенадцать.

2008 и 2009 годы были одновременно лучшим и худшим периодами в моей жизни. Я купил новый дом, в Феши. Это была деревенька в пятнадцати минутах от моего прошлого дома в Беньене. В моем новом жилище было комфортно и спокойно – все, что мне нужно, так как я был предоставлен сам себе. Так как Дана должна была работать каждый вечер, большую часть времени она проводила в Нью-Йорке. Она приезжала ко мне при первой же возможности, но, к сожалению, это случалось очень редко.