Читать книгу "Польша против СССР 1939-1950 - Елена Яковлева"

Это к вопросу о защите населения от репрессий НКВД, упор на который делается в настоящее время в работах знатных специалистов по исторической справедливости. Что ж, из приведенных выше данных ясно видно, как именно АК ее осуществляла. Не говоря уже о том, что та же самая АК, как мы помним, в период немецкой оккупации призывала к пассивному сопротивлению оккупанту, чтобы не вызвать репрессий с его стороны. В свою очередь, если считать пассивным сопротивлением неявку на призывные пункты как в Красную армию, так и в армию Берлинга с последующим уходом в леса с оружием в руках, то это по меньшей мере странное представление о пассивности сопротивления. Причем вопреки утверждениям, что Советы якобы даже препятствовали вступлению поляков в армию «польских наймитов», а загоняли скопом в РККА, следует помнить, что АК активнейшим образом противодействовала призыву, в недвусмысленно-директивном тоне обращаясь при этом не только к своим членам, но и к польскому обществу в целом. Пример такого приказа привел в своей книге (изданной в социалистические времена в Польше) польский писатель З. Домино: «...каждый поляк обязан подчиняться только легальному польскому правительству в Лондоне... Запрещаю под угрозой наказания явку для призыва и регистрации... запрещаю всем солдатам АК и гражданским лицам являться на предполагаемую регистрацию»[222]. Подобные же свидетельства можно найти и у Белозоровича: «В Ивьевском и Юратишковском районах Молодечненской области группа Станкевича распространяла напечатанные типографским способом листовки, которые призывали: "Поляки должны продолжать вооруженную борьбу за свободную Польшу, так как от одного оккупанта (немецкого) избавились, то пришел более злой и коварный оккупант — большевизм. Никакой поддержки Польскому комитету национального освобождения и армии Берлинга как большевистским агентам"»[223].

И еще насчет репрессий. Говоря о том, что войска НКВД прочесывали населенные пункты, и при этом жертвами этих зачисток становилось мирное гражданское население, польские исследователи привычно кривят душой. Ибо, будь они честными до конца, наверняка признали бы тот факт, что НКВД не от нечего делать проводил свои акции, а на основе имеющихся у него сведений о «партизанских республиках АК», включающих данные о том, кто и как эти республики создавал, и о разветвленной сети АК в городах, местечках и селах. К тому же боевикам и террористам из АК — пожалуй, тут это определение подходит более всего — надо было получать продовольствие, информацию и прочее содействие. Таким образом, значительная часть населения в течение продолжительного времени не только оказывала активную помощь АК, тем самым противодействуя установлению мирной жизни, как бы эту жизнь потом не называли — советизацией, репрессиями или чем-то иным. И еще один момент, важный для понимания тогдашней ситуации, «ускользающий» от внимания прогрессивных знатоков проблемы: если бы эти земли отошли к Польше, то наведение на них польского порядка при наличии значительного количества враждебно настроенного и вооруженного непольского населения, имеющего к тому же опыт партизанской войны, едва бы выглядело иначе.

Кстати, той же тактики выдавания желаемого за действительное польская сторона придерживается и при рассмотрении конкретных примеров приписываемых Советам репрессий. Как и в случае с Налибоками под немецкой оккупацией, якобы беспричинно уничтоженными советскими партизанами, так и с деревенькой Лавжи, «стертой с лица земли» НКВД уже в 1945 г., демонстрируется крайне немудрящий подход. Сначала один сотрудник Института национальной памяти коротко сообщает том, что НКВД был разгромлен отряд «Ярэмы» в деревне Лавжи, затем другой крупный спец по советскому терроризму тоже лаконично пишет о том, что 23 февраля 1945 г. Советы разгромили отряд Влодзимежа Микучя-«Ярэмы» в деревне Лавже. Но тут же добавляет, что Советы при этом «сожгли всю деревню и поперебили всех ее жителей»[224]. Есть и другой, более подробный вариант изложения тех же событий: «Доходило и до пацификаций сел, в которых погибало и местное население. 23.02.1945 г. отряды НКВД из г. Ошмяны учинили бойню в местечке Лавжи. Среди жертв, наряду с гражданскими лицами, было 53 солдата АК»[225] (выделено автором). Еще одно свидетельство очевидца: «Лавж не было. Всюду на бывших подворьях лежали трупы убитых детей, женщин, мужчин. Один из жителей "сидел" мертвый у забора с продырявленной головой. Жена Ежи Дзядулевича лежала навзничь, а в одной и другой руке держала ручки своих неживых внучат... Рядом с остатками каждой из восьми усадеб картина выглядела подобным образом»[226].

Что ж, судя по рассказам тех, кто видел, что творилось в деревне Лавжи, там и в самом деле произошло злодеяние. Погибли мирные люди, и это в то время, когда война уже ушла на территорию Германии. В общем, так и хочется признать случившееся в Лавжах вопиющим советским преступлением против поляков, да кое-что мешает. А именно то обстоятельство, что в этой «мирной» деревне 23 февраля 1945 г. находился на постое так называемый 4-й отряд Самообороны Вилейской Земли, по причине чего Лавжи и были окружены частями НКВД. И поскольку засевшие там польские боевики сдаваться не пожелали, завязался бой, приведший к уничтожению не только отряда, но и деревни, состоявшей из восьми дворов, на которые приходилось 53 (!!!) вооруженных человека. Так «защита» польскими подпольщиками собственного населения на деле обернулась для него гибелью. Впрочем, кто знает, может, все изначально так и задумывалось, особенно если принять во внимание авантюрный «героизм» предводителей «Бури», имевшей не менее кровавые последствия. Поневоле задашься вопросом, а на что они, собственно, рассчитывали, стреляя из-за спин женщин, детей и стариков? Да на то же, на что и чеченские террористы, практикующие весьма схожие способы «защиты» собственного народа, — на «недреманное» око Запада, уж оно-то все увидит, «как надо».

Вероятно, того же «арбитра» имеют в виду и крупные спецы по преступлениям против поляков из Института национальной памяти, без устали собирающие «досье» на Россию. Однако и они приводят мнение, которое напрямую касается трагедии деревеньки Лавжи и даже, что просто удивительно, имеет признаки некоторой объективности: «...можно было бы упомянуть хотя бы группу под командованием поручика Витольда Зындрам-Кощчялковского (псевдоним "Факир") или же многочисленные самопроизвольно возникшие отрядики, состоявшие из молодежи, прятавшейся от призыва... Эти подразделения, действовавшие самостоятельно, создавали угрозу для местного населения, на которое советские власти возлагали ответственность за вооруженную деятельность, что приводило ко множеству трагедий...»[227]. Выходит, неоднозначность ситуации с «советскими репрессиями» понимают и в Польше и, казалось бы, стоит этому возрадоваться. Если бы не некоторые оговорки. Взять те же вооруженные отряды, ставящие под удар мирных жителей, что вроде бы признается польской стороной, но заодно ненавязчиво подчеркивается: да ведь они были как бы неподотчетные АК, отсюда и жертвы. А направляй их руководящая рука героического командования, ничего подобного не произошло бы.