Читать книгу "Болотное гнездо - Валерий Хайрюзов"

Я почувствовал себя обделенным. Мне было уже двадцать четыре, а я до сих пор еще не был в Москве. Другие, посмотришь, от горшка два вершка, а уже и в Третьяковке побывали, и Царь-пушку видели, и в метро катались. А я – взрослый парень, летчик – все это только по телевизору видел. С другой стороны, вроде бы грех было обижаться па судьбу, к тому времени на своем Ан-2 я облазил почти весь Север, но, не побывав в Москве, я вроде бы не бывал нигде.

Через несколько дней наш экипаж послали в Ульяновск, где мы должны были получить самолет и перегнать его в Иркутск. Прилетели мы неудачно – в пятницу: начальство, которое должно было подписывать бумаги, разъехалось.

«А не слетать ли мне в Москву? – подумал я, разглядывая карту в штурманской аэропорта. – Полстраны отмахал, осталась самая малость. Чего зря три дня в гостинице болтаться?»

Мне повезло: угадал на ближайший рейс и уже через каких-то пару часов катил из Домодедова. Таксист вез с ветерком, почти впритык обходил попутные машины, лобовое стекло собирало на себя мелкий осенний дождь, который тут же сбрасывали «дворники». Я смотрел на ровную, будто натянутое полотно, дорогу и думал: еще полчаса – и сбудется моя давняя мечта. Но почему-то не было на душе праздника, может, оттого, что запоздал и уже никому не расскажу взахлеб, что был в Москве. А все мои друзья уже побывали, вон Зинка даже живет там, и здесь опередила всех.

Я часто думал: ей бы надо было родиться мальчиком. Все ее интересы были на нашей, мужской, стороне. Через нее мы обычно узнавали, какая сейчас самая ходовая песня или какой нынче должна быть ширина брюк. Все она знала наперед, во всем старалась быть первой, даже в таких традиционно мужских играх, как футбол.

Конечно, она не так ловко, как Олег Боков, останавливала и вела мяч. И удар у нее был слабоват – как ни говори, девчонка. Но она ничего не боялась, лезла туда, где жарче всего, в самую гущу игроков. Стыдно было при ней играть плохо. Едва она появлялась на поле, в нас вселялся какой-то бес. Мы ложились костьми, и обыграть нас в такой момент было невозможно. А потом вдруг как обрезало: перестала Зинка ходить на футбольное поле.

– Ей теперь не до нас, – сказал всезнающий Сашка Иманов, – на танцы ходит.

Сашкино сообщение было громом средь ясного неба, в моем сознании не укладывалось: Зинка – и вдруг танцы! Да я ее в юбке ни разу не видел! Бывало, едва выйдешь на улицу, она уже тут как тут – нога на мяче, серые кошачьи глаза нетерпеливо прищурены: ну, скоро, мол, вы там?

Еще не до конца веря тому, что услышал, я решил поговорить с ней.

Встретил я ее около дома, она шла с автобусной остановки. Иманов был прав: Зинка изменилась. На ней были новые джинсы, не те шестирублевые, которые были почти на каждом из нас, а настоящие. На барахолке они стоили сто рублей!

– Зина! – окликнул я ее. – Можно тебя на минутку?

Она остановилась, повернув голову, вопросительно подняла брови:

– А, это ты? Привет.

Засунув руки в карманы, я будто нехотя приподнялся с лавочки. Пусть не думает, что специально ждал ее. Но Зинка, кажется, и не обратила внимания. Она уставилась на крышу соседнего дома, и я вдруг почувствовал, что это уже не та Зинка, к которой можно было подойти и запросто хлопнуть по плечу: давай, мол, переодевайся и выходи на улицу, постучим мячом. Что-то легло между нами, и я не мог сообразить, что.

– Что-то не видно тебя в последнее время, – сказал я, не зная, с чего начать разговор. – Случилось что?

– Все нормально, все на месте, – не глядя на меня, ответила Зина.

– Тебя и не узнаешь, совсем другая стала.

– Какая? – Она повернулась ко мне, посмотрела в упор.

– Ну, другая, – смутившись, пожал я плечами.

– Да брось выдумывать. – Она улыбнулась и на миг стала прежней Зинкой. – Надоело. Уехала бы отсюда.

И вот здесь-то я допустил оплошность. Зинка протянула нить – связывай только. Тут бы мне перевести разговор на другое, может, все бы н наладилось, но я не воспользовался этой возможностью. Непонятно почему, но мне захотелось ссоры, захотелось загнать ее на прежнее место.

– Гляжу, тебе начихать на наш поселок.

– Тоже мне, нашел центр вселенной, – взъерошилась Зинка. – Тебе, наверное, кажется, что лучше нашего поселка и места на земле нет, А по мне – дыра, какой свет не видывал.

– Пятнадцать лет устраивал, а теперь – дыра? Ничего себе заявочка!

– Я говорю то, что есть, – не обращая внимания на мой тон, продолжала она. – Клуб не работает, магазин у черта на куличках, парикмахерская – в бане. Да что там говорить! – Зинка обреченно махнула рукой. – У нас даже негде музыку послушать. Единственное развлечение – кафе «Бабьи слезы». И вообще скучно. То ли дело в городе!

– Ну, конечно, там танцы-манцы!

– Да, а что, нельзя? Думаешь, мяч гонять лучше?

– Ну и катилась бы туда! – раздраженно сказал я.

И тут Зинка захлопала глазами, губы дрогнули и жалобно растянулись.

– Грубиян!

Мимо моего носа мелькнули красные, завязанные на городской манер банты. Пригнув голову, Зинка быстро, почти бегом бросилась к своему дому. Перепрыгнув через канаву, остановилась, смерила меня уничтожающим взглядом.

– Уж от кого, от кого, а от тебя я этого не ожидала!

– Подумаешь, парикмахерская в бане, – выпалил я. – Тоже мне, городская нашлась! Не дотронься!

Но мои слова повисли в воздухе, лишь в ответ бухнула калитка, и все смолкло.

Я постарался успокоить себя: ничего страшного не произошло, ведь ссорились мы и раньше, иногда по поскольку раз в день. Но те ссоры были не похожи на сегодняшнюю.

«И что ее здесь не устраивает? – уже остывая, думал я. – Еще в прошлое лето она готова была выцарапать глаза каждому за наш поселок. Ну, что здесь изменилось? Ровным счетом ничего. Все так же, как и год назад, сидели под мостиком рыбаки, все так же над домом Имановых носились в вечернем воздухе голуби. И солнце, опускавшееся зимой почти к городским трубам, вновь грело так же, как в прошлом и позапрошлом году, И все эти танцы. И кто их только придумал?..»

Москва появилась неожиданно, будто из-под земли выросли и полезли вверх серые, похожие на пчелиные соты, дома. Посчитав этажи, я подумал, что в один из таких домов вошел бы весь наш поселок, в котором я родился, и еще осталось бы место для других.

При въезде в город нашу машину стиснули со всех сторон другие машины; потеряв волю, мы стали двигаться рывками от перекрестка к перекрестку. Временами между домов появлялись белокаменные, с золочеными куполами церкви, и день пасмурный, дождливый вдруг начинал расступаться, становиться светлее и шире, я невольно приподнимался, заглядывая вперед, ожидая, что впереди, за золочеными куполами, откроются другие, и я наконец-то увижу Кремль.

– Вам куда? – не поворачивая головы, спросил таксист.