Читать книгу "Болотное гнездо - Валерий Хайрюзов"

Пришибленный этой низостью, я шел по школьному коридору и тут услышал сзади шелестящий детский шепот:

– Он, я же говорю, он!

– Кто это?

– Ну тот, который без штанов летел…

Говорили пятиклассники. Слава о моих подвигах уже достигла школы. В другой раз я бы показал им, но мне было не до них.

* * *

Летом Володька уехал в лагеря летать на планере, а я, вместо того чтобы ехать с ним, стал ходить в школу. Занимался со мной Петр Георгиевич.

Витька Смирнов сдержал слово – показал Клару Ефимовну Колчаку. В сером бостоновом костюме, с букетом цветов, поблескивая золотой фиксой, Ленька в сопровождении двух дружков-сватов появился перед школой. Усевшись на скамейку, достал из кармана коробку папирос «Казбек», раскрыл ее. Сваты, сдвинув на затылок вельветовые фуражки, услужливо щелкнули зажигалками. Выпустив на волю дымное кольцо, Ленька стал ждать.

Из школы вышла Клара Ефимовна и, тюкая по асфальту каблучками, двинулась мимо, но сваты вежливо преградили ей дорогу. Со скамейки поднялся Ленька, подошел к учительнице, протянул цветы. Но долгого разговора не получилось. Клара, выслушав предложение, начала махать руками, случайно задела сумочкой Колчака и, взвизгнув, бросилась обратно в школу. Ленька стряхнул с костюма невидимую пылинку и, бросив букет на асфальт, зашагал со школьного двора. Этим же вечером Клара написала заявление об уходе и перебралась в город.

Петр Георгиевич сразу нащупал «белые пятна» в моих математических познаниях. Обычно он давал задание, доставал свои потертые «Павел Буре», открывал крышку.

– С этой страницы и до обеда. Либо ты все это выучишь, либо всю жизнь будешь траншеи копать.

Порою мы засиживались допоздна. Он что-нибудь чинил в своем кабинете, готовил приборы к новому учебному году, а я помогал ему. После зачетного экзамена он пригласил меня к себе домой, рассказывал, как учился в школе, как ушел добровольцем на фронт. Галина Дмитриевна напоила чаем с пирожками, и я побежал домой, где меня поджидал Володька Саватеев.

Через год, окончив школу, мы подали документы в летное училище. Видно, мне удалось уломать судьбу. Я поступил и прямым ходом попал на седьмое небо. На улице меня, будто увидев впервые, стали разглядывать женщины – мол, откуда и что взялось. Среди них, гордая, стояла мать, и мне она казалась самой красивой и молодой. Герки Мутина мать, у которой не ладилось в семье, подошла и, показав на меня пальцем, с непонятной злостью закричала, что я лазил к ней в огород и она обязательно заявит в милицию. Я не обратил на нее внимания, потому что был впервые в жизни по-настоящему счастлив. Видимо, почувствовав это, земля, воздух, люди были ответно ласковыми. Все повернулось ко мне доброй стороной, и казалось, с этого дня так будет всегда.

Теплым августовским утром я вместе со своим дружком Олегом Оводневым поехал в пионерский лагерь, где ночной нянечкой работала Ольга. На стареньких дорожных велосипедах мы накрутили больше пятидесяти километров.

Где-то после обеда, запыленные и усталые, отыскали лагерь. Ольга с подругами купалась на озере. Когда мы выехали из-за лесочка, она выходила из воды: легкая и стройная. Я впервые увидел ее раздетой, и показалось, что это не Ольга, а какая-то совсем незнакомая мне взрослая девушка.

Едва касаясь земли, Ольга поднялась на пригорок, нагнулась, подняла полотенце, вытерла лицо, волосы и, выпрямившись, откинула их назад. И они, почуяв волю, рассыпались по загорелым плечам. Всем тем красавицам из книги «Мужчина и женщина» было далеко до нее. И я, подумав об этом, вдруг почувствовал, что она гораздо старше меня, и только не мог понять – в чем. Увидев меня, она улыбнулась, махнула рукой, быстро надела сарафан и, сразу став привычной Ольгой, пошла навстречу. Праздник мне она не испортила, пообещав писать в училище.

Через два дня я уезжал в Бугуруслан. Начал было накрапывать теплый летний дождик, но, словно чего-то испугавшись, а может, не желая портить настроение, прекратился. Все в той же коричневой «вельветке» с парашютным значком стоял я на перроне. Меня хлопали, обнимали, давали советы, и я в ответ предлагал всем поступать в летное. Мне хотелось, чтобы все были, как и я, счастливы.

Подали поезд, я заскочил в вагон, мать зашла вместе со мной, познакомилась с соседями.

Смотри, пилот, какое небо хмурое,Хоть все огни на старте зажигай.Суровый день грозит дождем и бурею,Не улетай, родной, не улетай,

– размахивая руками и дурачась, напевал за окном Олег.

Мы весь день провели вместе, прощаясь с детством, ходили по нашим самым укромным местам. Я просил его последить за Ольгой, и он, верный товарищескому долгу, обещал: «Будет исполнено».

Вскоре поезд тронулся, провожающих точно ветром разметало, замахали руками сестры, чаще обычного захлопал своими огромными глазами Саша, заплакала мать, теперь все заботы по дому легли на ее худенькие плечи.

За вагоном бросилась релская ребятня, друзья у меня были все еще школьного возраста. Последним летел по перрону Олег. И вот, уже не в состоянии тягаться с электровозом, махнув напоследок рукой, он остановился. Замелькали станционные постройки, депо, тенью скользнул над головой ангарский мост, и уже справа, там, где вплотную к путям подходила болотистая низина, вдали, в наступивших сумерках, показались крохотные огоньки моего поселка, сиротливо поморгали на прощание редкими огнями и медленно погасли.

Там остались со своими бедами и заботами Релка, школа, Петр Георгиевич. Осталась прежняя жизнь, где всё, оказывается, имело свой смысл и назначение. И если были в жизни неприятности, они не пропали даром. Говорят, отрицательный результат – тоже результат. Как знать, сдал бы я математику на приемных экзаменах, не будь того конфликта с Кларой Ефимовной? Но это я понял много позже. В тот момент я жалел, что нет рядом Володьки Саватеева, мы должны были ехать вместе. Он уже имел на руках билет, но получил от колчаковских дружков на берегу Ангары ножевое ранение в живот. Из своих объятий наш поселок выпускал неохотно.

Ольга написала мне всего два письма. Через год, окончив школу, она вышла замуж за офицера, который был намного старше и намного крупнее меня.

Двое в осеннем городе

Я еще раз перелистал записную книжку, больше звонить было некому. За стеклом телефонной будки шел осенний дождь, по освещенной неоновыми огнями мокрой площади спешили машины. Я не знал, что делать дальше, где искать ночлег. Оставалась последняя надежда – попытаться разыскать Зинку Рютину.

О том, что Зинка живет теперь в Москве, я узнал от ее матери – Полины Михайловны. Встретились мы с ней случайно, она кого-то провожала в аэропорту.

– В Москве, в Москве Зинуля, уже полгода, как там живет, – запела она, едва я спросил ее о дочери. – Устроилась хорошо, зарабатывает неплохо. Каждый месяц переводы посылает. Недавно вот кофточку индийскую послала. Чистый мохер. Пишет, замуж собирается. На Малой Грузинской живет, – поглядывая на мою форменную фуражку, продолжала Полина Михайловна. – Говорит, самый центр. Все магазины рядом, театры.