Читать книгу "Крым - Александр Проханов"

Она крепче обняла мужа, и было видно, как по щекам ее бегут слезы.

Лемехов зачарованно смотрел на зарю. Все эти дни он чувствовал, как взрастают в нем побеги новой жизни. Он не мог объяснить, в чем была их новизна. Каждая секунда говорила о бесконечности дарованной ему жизни. О бессмертии, о волшебном кристалле, в который можно устремиться вместе с лучом и оказаться среди любимых и близких, чья любовь к нему не подвержена тлению. Его прежнее бытие, которое сгорело в пожаре и превратилось в ничто, теперь возвращалось. Но не причиняло страдания. Оно казалось преображенным. В этом прошлом отсутствовали боль, негодование, грех. Его словно окропили живой водой, и оно оживало. Живая вода невидимой росой опускалась из небес Аркаима. Из того колодца, что орошал их, глядящих на зарю.

– Я пойду просить у Ярила, чтобы воскресли русские боги, а с ними воскрес русский народ, – произнес язычник Аристарх, накручивая на палец русое колечко бороды. – Православие со своим смирением и вечным стоном лишило русский народ его первозданной воли. Русичи черпали силу из дубрав, омутов, лугов, полевых цветов, великих рек, птиц небесных. Православие убило русских богов, и мы стали слезливыми, вялыми и пугливыми. «Красно Солнышко, – скажу я, – собери своих сыновей Велеса, Сварога, Хора. Поставь их во главе русского народа, и не будет нам равных в битвах и трудах, и воскреснет Россия».

– Ты заблуждаешься, Аристарх, – возразил ему Алексей, круглолицый и миловидный скиталец. – Православие сделало Русь Святой Русью. Православие сделало русский народ божьим народом. Открыло нам, русским, райские заповеди. Великую мечту о земном рае. Сделало русских непобедимыми и бессмертными. Проповедниками справедливости и любви.

– Ваша любовь насаждалась каленым железом. Волхвы восстали против чужой веры, а ваши проповедники рубили им головы, сажали на колы, спускали на плотах по Шексне и Волге. С тех пор волхвы прячутся от вас по чащобам и горным пещерам. Подальше от вашей любви.

– Христос смотрит из каждого камня, каждой былинки. Он в цветке, в плеснувшей рыбе, в стихотворении Пушкина. «Да здравствует Солнце, да скроется тьма»! Я пойду на гору славить Солнце-Христа и читать «Отче наш»!

Лемехову захотелось повторить стих Пушкина о Солнце. Он двигал языком, заставляя его повторить чудесное слово. Но когда собрался издать звук, слово окаменело, остановилось в губах, и он тихо простонал.

Лемехов чувствовал, каким легким стало его тело, будто утратило плоть. Еще немного, и он взлетит и унесется в это небесное окно, откуда льются волшебные лучи. Станет летать среди звезд и планет, пока не опустится в чудесный сад, где гуляют мама и папа, где бабушка держит в руках алый мак. Его путь сложится не только из земных дорог, но и небесных. Он сам со своим преображенным прошлым, со своим таинственным будущим, с ожиданием чуда, – он сам и есть путь. Тот, который проложил в его душе Творец.

– Европа слишком уж кичится, – произнес инженер Столбовский, который увлекался магией. – То и дело набрасывается на Россию. И культурней, и богаче, и сильнее нас! И чуть что, она к нам с пушками и ракетами. И мы, бедные, надрываемся, последнюю копейку в свои ракеты и самолеты засаживаем. А ведь я знаю, как Европу унять.

Они, европейцы, из Аркаима вышли. Здесь их генетическая прародина. До сих пор Аркаим их питает. Надо отсечь от них Аркаим. Поставить заслонку, и они задохнутся. Пусть президент привезет сюда тысячу экстрасенсов, и они отсекут Европу от Аркаима. Как она заверещит! Как заверещит! Это и есть, я вам скажу, экстрасенсорное оружие!

– Нет, не то говоришь, – возразил ему архитектор Иосиф. – Не Европу нам надо унижать, а надо самим возвышаться. Это великое достояние России – Аркаим. Здесь Россия добывает не газ и нефть, не уран и уголь. Здесь Россия добывает космическую энергию, которая неисчерпаема. Я спроектировал дворец, который поставлю на вершине горы. Он выполнен в виде спирали, куда залетает космическое излучение. Достигает высшей концентрации и облучает пространство дворца. Сюда будут приезжать художники и поэты, инженеры и ученые, политики и священники. Это излучение сделает их гениями. Они превзойдут своими достижениями всех людей мира. И достижения их станут служить благу, увеличат в мире добро. Так и назову – «Дворец Добра».

Лемехов смотрел на Аристарха, на длинные, перевязанные тесьмой волосы, на кудрявую бородку, и вспомнил стих Пушкина: «Волхвы не боятся могучих владык». Захотел произнести слово «волхв», но оно не складывалось на языке, не перетекало в гортань, и звук, который он издал, напоминал тихий клекот.

Будущее, которое к нему приближалось, было безымянное, как несуществующее слово, благоухающее, как южный сад, плещущее, как дивное море. В этом будущем была любовь, было захватывающее на всю жизнь свершение, было служение, бескорыстное и возвышенное. Ему казалось, отгадка этого будущего таится в стихах Пушкина, в его сказках и поэмах, которые в детстве читала мама. И он перебирал в памяти пушкинские стихи, не умея произнести их вслух.

Слепец Вадим устремил на зарю склеенные глаза. Нахохленный и сутулый, с заостренным носом и впалыми щеками, он был похож на большую птицу, у которой крылья были связаны за спиной.

– Пойду на гору и буду молить, чтобы Аркаим вернул мне зрение. Последнее, что я видел, – вспышку из танка, который бил по Дому Советов. Контузия прошла, но глаза погасли. Если прозрею, найду того танкиста и вырву ему глаза!

– Братья мои, не думайте о дурном! – воскликнул блаженный Ефим, проповедующий «вселюбовь». – Давайте только о добром, о хорошем. Давайте нести в мир любовь, и мир станет чище, добрее! Давайте вместе, хором, возгласим: «Мы всех любим!» И людей, и зверей, и божьих коровок, и камни, и звезду! Давайте хором!

И он, обращая к заре восхищенное лицо, стал страстно повторять:

– Мы всех любим! Мы всех любим!

Сначала он возглашал один. Потом к нему присоединилась Женя. «Мы всех любим!» – повторяла страстно, словно молилась. Ей последовал Андрей. Язычник Аристарх вплел свой бархатный голос в общий хор. За ним – паломник Алексей. Инженер Столбовский сначала иронично улыбался, но подхваченный страстным возгласами, стал повторять: «Мы всех любим!» Архитектор космического Дворца Иосиф восхищенно смотрел на зарю, восклицая: «Мы всех любим!» Мрачный слепец Ефим угрюмо молчал, но и его закружил общий вихрь. Лемехов раскачивался из стороны в сторону, не умея произнести счастливое заклинание. Но тихо и бессловесно запел: «Мы всех любим!»

Они соединились руками, и казалось, их восторженный хоровод отрывается от земли и несется в небо Аркаима.

Лемехов заснул и проснулся, казалось, через мгновение. Над ним было темное небо, полное звезд, но край холмов продолжал светиться. Заря была негасимой.

Уже поднялась вся артель. Язычник Аристарх облачался в плащ, крепил на лбу священную повязку. Андрей набрасывал на плечи жены одеяло. Паломник Алексей брал под руку слепца Вадима.

– Пора, – сказал инженер Столбовский. – Идем на гору, чтобы успеть к восходу.

Они шли по степи узкой тропкой, путаясь в сухих полынях. Была тьма, и только розовело небо над вершиной холма. Они обогнули холм, и тропка влилась в проселок, который мутно и белесо светился, словно был посыпан мукой. По проселку шли редкие люди, все в одну сторону, на зарю. Проселок слился с дорогой. По ней шагало множество людей, молчаливых, с неразличимыми лицами. Все они шли к далекой горе, чья вершина чернела на розовом небе. Дорога слилась с другой дорогой, и теперь к горе шла густая толпа. Шелестели и шуршали подошвы. Кто-то спотыкался, но его подхватывали.