Читать книгу "Сибирские перекрестки - Валерий Туринов"

Какая-то сила подняла и бросила Софрона в темноту проема двери… Он встал в нем… За спиной темнота комнаты, впереди темнота коридора…

– Конча-ай!.. Су-уки-и! Вы что-о, озверели?! – рявкнул он в темноту. – Устин, Маркел – попадете, не сегодня, так завтра посчитаюсь!.. Смотрите – я трезвый!..

Завязалась перебранка, с матом, угрозами, криками.

Софрон понял, что накал прошел, все будет нормально. Завтра все со смехом вспомнят подробности этого вечера, хотя сейчас все выглядело совсем даже не смешно…

На следующее утро Рыжий и Софрон пекли оладьи. И, надо сказать, неплохо преуспевали на этом новом для них поприще. Рыжий, смеясь, рассказывал о вчерашнем вечере, и из его рассказа получалось так, что виноват во всем оказался Маркел, который с чего-то ударил его поленом по голове.

«Заливай, заливай, – подумал Софрон. – Какие вы со Свистуном игроки, можешь мне-то не сочинять».

Вечером, выпив, они слушали хоккейный матч. Наши впервые за много лет выигрывали первенство мира. После каждой шайбы, забитой нашими, а потом и канадцами, Рыжий, лежа на койке, палил из мелкашки по консервным банкам с посаженными в них цветами, которые стояли на полке у самой двери.

Малокалиберную винтовку им дал раскряжевщик Ефим, отвечающий в леспромхозе за спорт, и сказал, чтобы они потренировались перед соревнованиями по биатлону, побегали на лыжах и постреляли. Про первое они забыли, а вторым успешно занимались.

Когда консервные банки превратились в решето, Рыжий перешел на стеклянные. Те разлетались вдребезги, со звоном.

Софрон с интересом наблюдал за этим неистовством человеческого характера.

Пытливая душа Рыжего уже не могла остановиться, пошла в разнос. Он стал палить в бревна стенки, стараясь прошить их пулями, надеясь, что они будут вылетать в темноту коридора. Сквозных дыр вроде бы не было. И это его обескураживало. Под конец матча он отсалютовал в честь победы наших выстрелами в потолок и в дверной косяк.

В комнату ввалился Свистун – глаза красные, воспаленные… Начифирился!..

Увидев в руках у Рыжего винтовку, он взревел:

– Ты что это?.. Кому приготовил? Забыл вчерашнее?..

Он выхватил у Рыжего винтовку, ухватив ее за ствол, с размаху ударил прикладом об пол. Ствол винтовки согнулся дугой.

Софрон отобрал у него винтовку. Они немного полаялись, успокоились, попытались выправить ствол, просунув его между прутьями койки. Ничего не вышло. Ствол вроде бы выпрямили, но стрелять из винтовки было опасно: пули летели далеко в сторону.

Винтовку вернули Ефиму. Тот побыстрее сдал ее на склад, подальше от греха.

На этом закончились их тренировки по биатлону. С Рыжего высчитали за винтовку, Свистун вернул ему деньги.

* * *

Еще в ту пору, глубокой осенью, околачиваясь в городе в поисках работы и пристанища, они как-то познакомились с девчатами, которые работали на стройке и жили в общежитии. Зашли раз-другой к ним в гости. Потом стали приезжать к ним с лесоучастка. А так как до города было неблизко и добираться приходилось не меньше полудня, то их страсти очень быстро остыли от зимних поездок, а расстояние довершило начатое морозом.

Дольше всех продолжался роман у Рыжего с Зоечкой – молоденькой черненькой татарочкой, приехавшей сюда с Волги. Еще некоторое время длилась переписка, но и она вскоре угасла.

– Все, Софрон, баста! Пришел конец нашим отношениям! – с усмешкой признался Рыжий. – Это не для меня!

– У тебя же любовь!

– Какое там любовь! Просто жалко ее, – глядя в окно, с тоской признался Рыжий. – Пропадет в этих краях с таким-то характером!

– Почему так уверенно судишь о ней?

– Хорошо узнал!.. На, почитай, что она пишет! И все поймешь! – кинул он Софрону письмо.

– Послушай, Рыжий, оно же тебе написано!

– Читай, читай!..

Софрон неуверенно повертел в руках конверт, зачем-то подробно прочитал адрес, вынул из конверта сложенный вдвое тетрадный листок в линейку, исписанный ученическим почерком.

Прочитав, он ухмыльнулся, перечитал еще раз.

«Здравствуй, Гриша, дорогой мой друг! – начиналось письмо. – Спасибо тебе за теплое поздравление, за ту огромную нежность, вложенную в несколько строк. Честное слово, я тронута, до слез. Как трудно иногда бывает высказать то, что хотелось бы, и не потому, что нет слов, а оттого, что боишься прикоснуться к самому дорогому и заветному. Однажды ты неосторожно произнес одно слово и как будто-то испугался. Поверь – я же испугалась во много раз сильнее. Хотя я и привыкла верить твоим словам больше, чем самой себе, я вновь и вновь пытаюсь убедить себя в том, что это просто случилось нечаянно. Шутить так ты просто не смог бы. Гриша, письмо может получиться не совсем связным, но ты прости мне это. Мне просто необходимо высказать то, что меня тревожит, мучает, из-за чего я много раз пыталась писать тебе и не могла, потому что боялась сфальшивить, а фальшь в наших отношениях – для меня самое страшное, что может быть. Я готова принять безропотно все, кроме того, что для меня подобно смерти… Гриша, тот наш последний разговор, ты помнишь, конечно, мне было мучительно, нелегко, ты ведь ни о чем не спрашивал, а я не могла молчать. Получилось, что я сама себя высекла, как это горько и стыдно. И тот холодок, что тогда пробежал между нами, отразился ужасом в моем сердце. Я знаю, ты хорошо понимаешь все, но я не могу осознать, просто постичь умом неизбежность в жизни, ее жестокость и муки, на которые обречен маленький человек. Я не спрашиваю ответа, ни на что не надеюсь, но я мечтаю, живу этой мечтой и жду своих алых парусов. Твоя бывшая Зоечка».

Ниже была приписка.

«Прости, если письмо покажется тебе слишком сентиментальным. Я не отважусь беспокоить тебя по такому поводу еще раз».

– Да-а, Рыжий! Вот это натура!..

– Я же говорил!

– Ну, если так, тебе здорово повезло!

– Да, я понимаю, – буркнул Рыжий. – Послушай, Софрон, не нравятся мне такие. Мне что-нибудь попроще бы… Ты же видишь, какой я…

– Ничего, Рыжий, не горюй, все пройдет! В жизни еще столько всего будет, – с видом бывалого человека изрек Софрон и даже сам почувствовал фальшь оттого, что сказал.

«Почему так получается? – думал он. – Кто-то рано заводит семью, становится взрослым. Вон у моей бывшей соседки по школьной парте – дочери уже несколько лет… У меня же и в мыслях нет ничего такого – стать степенным, женатым… Что это со мной – инфантильность?.. Я же даже чувствую, а не только понимаю, какой я несерьезный. Сегодня одно, завтра другое. Приехал сюда, не знаю зачем, почему. Теперь хочу уехать отсюда. Куда? Пока тоже не знаю, но уехать хочу. Это точно! Где уж с таким-то характером на что-нибудь серьезное. Вон Рыжий советует поехать в его родной город. Много рассказывал про него. И меня, под впечатлением от его рассказов, потянуло туда… А может, я так и останусь несерьезным, таким бродягой, как Свистун.