Читать книгу "Звонок за ваш счет. История адвоката, который спасал от смертной казни тех, кому никто не верил - Брайан Стивенсон"

Я встретился с родственниками Уолтера в своем офисе и договорился, что он переедет в Хантсвиль к родственнице, способной обеспечить ему постоянный уход. На какое-то время это решило вопрос, но Макмиллиан там вел себя неспокойно, к тому же у него кончились деньги, и он перебрался обратно в Монровилль, где за ним согласилась присматривать сестра, Кейти Ли. На какое-то время ему стало намного лучше, но потом состояние снова начало ухудшаться.

Его сестра сообщила мне, что он стал по вечерам выходить из дома и не мог найти дорогу обратно. Кроме того, Уолтер стал сильно пить, чего никогда прежде не делал.

Вскоре возникла необходимость устроить Уолтера в учреждение, обеспечивающее уход за престарелыми и людьми в нестабильном состоянии сознания. В большинстве таких мест его отказывались принимать из-за того, что он был обвинен в преступлении. Мы объясняли, что он был осужден неправомерно и затем оправдан, но, несмотря на это, нам не удавалось убедить администрацию принять его. К тому времени у EJI был в штате социальный работник, Мария Моррисон, которая начала работать с Уолтером и его семьей, чтобы найти для него подходящее учреждение. Это был крайне трудный процесс, полный разочарований и способный довести до бешенства. Наконец Мария отыскала заведение в Монтгомери, которое согласилось ненадолго – не более чем на 90 дней – приютить Уолтера. Туда он и отправился, а мы стали решать, что делать дальше.

Все это несказанно печалило меня. Объем нашей работы рос слишком быстро. Я только-только завершил прения по делу Джо Салливена в Верховном суде США и в тревоге ожидал решения. Верховный суд штата Алабама назначил даты казней нескольким смертникам, завершившим апелляционный процесс. Мы годами страшились того, что произойдет, когда существенное число осужденных заключенных истощит все возможности апелляций. Теперь более чем десяти людям грозило назначение даты казни. Мы понимали, что будет крайне трудно блокировать эти решения, учитывая, каков был в тот момент юридический климат в Алабаме, и ограничения на пересмотр дел со смертными приговорами в федеральном суде. Я созвал на совещание наших сотрудников, и мы приняли трудное решение представлять всех людей с запланированными датами казни, не получавших адвокатской помощи.

В его глазах плескалась печаль, какой я никогда прежде не видел. Когда я смотрел на него, у меня сжималось сердце; какой-то части моей души нестерпимо хотелось развернуться и уйти.

Через пару недель я впал в глубокое уныние. Меня тревожили даты казней в Алабаме, назначенные в каждом втором месяце. Я переживал о том, что будет делать Верховный суд США со всеми детьми, обреченными умереть в тюрьме, теперь, когда ему некуда деться от рассмотрения этого вопроса. Меня волновало наше финансирование и мысли о том, достаточно ли у нас сотрудников и ресурсов, чтобы соответствовать требованиям растущего портфеля дел. Я переживал за нескольких клиентов, испытывавших серьезные трудности. Короче говоря, когда я добрался до пансионата в Монтгомери, чтобы повидаться с Уолтером через неделю после его заселения туда, было такое ощущение, что я только и делаю, что беспокоюсь.

Быший заключенный-смертник сидел в общей гостиной вместе со стариками, накачанными сильнодействующими препаратами, и смотрел телевизор. Было больно видеть его в больничном халате среди настолько немощных и недееспособных людей. Прежде чем войти в комнату, я застыл на пороге и вгляделся в него; он еще не успел меня увидеть. Уолтер выглядел сонным и несчастным, его фигура безвольно осела в мягком кресле, он опустил голову, подпирая ее рукой. Взгляд был направлен примерно в сторону экрана, но было не похоже, что внимание занято программой. Он был небрит, и к подбородку пристали засохшие крошки еды. В его глазах плескалась печаль, какой я никогда прежде не видел. Когда я смотрел на него, у меня сжималось сердце; какой-то части моей души нестерпимо хотелось развернуться и уйти. Медсестра увидела, что я стою в дверях, и спросила, пришел ли я повидаться с кем-то из пациентов. Я ответил утвердительно, и она сочувственно улыбнулась.

Когда женщина проводила меня в комнату, я подошел к Уолтеру и положил руку ему на плечо. Он шевельнулся и поднял взгляд, и тут же на его лице расцвела широкая улыбка.

– Эй, смотрите-ка, кто пришел! – Голос его звучал радостно, и вдруг он стал снова похож на самого себя. Уолтер рассмеялся и встал с кресла. Мы обнялись. У меня отлегло от сердца: мне говорили, что не так давно он перестал узнавать некоторых родственников.

– Как поживаешь? – спросил я. Он слегка опирался на меня, делая шаги.

– Ну ты же знаешь, у меня всегда все в порядке.

И мы двинулись по коридору в его комнату, где можно было поговорить наедине.

– Как чувствуешь себя? Получше?

Это был не самый разумный вопрос, но меня немного тревожил вид Уолтера. Он похудел, и завязки его больничного халата на спине не были завязаны; казалось, он этого не замечал. Я остановил его.

– Погоди-ка, дай я помогу…

Я завязал узелок, и мы продолжили путь. Он двигался медленно и осторожно, шаркая шлепанцами по полу, словно забыл, как надо поднимать ноги. Сделав пару шагов по коридору, он схватил мой локоть и тяжело опирался на меня, пока мы неторопливо двигались дальше.

– Так вот, я говорил им, этим людям, что у меня полным-полно машин, полным-полно машин. – Он говорил, чеканя слова, возбужденно – я уже давно не слышал от него таких эмоций. – Всех цветов, форм и размеров! И этот человек говорит: «Твои машины не на ходу». А я ему: а вот и на ходу! – Он посмотрел на меня. – Может быть, тебе придется поговорить с этим человеком о моих машинах, ладно?

Я кивнул и вспомнил его свалку металлолома.

– У тебя действительно много машин…

– Сам знаю! – оборвал он меня и рассмеялся. – Так вот, я говорил им, этим людям, но они мне не верили. А я говорил им! – Теперь он улыбался и посмеивался, но вид у него был растерянный; Уолтер был не похож на себя. – Они, люди эти, думают, что я не знаю, о чем говорю, но я-то точно знаю, о чем говорю!

Речь его звучала решительно, с вызовом. Мы добрались до его комнаты. Он уселся на кровать, а я подтащил к ней стул. Уолтер умолк, притих, потом внезапно сильно встревожился.

– Ну что ж, похоже, я снова сюда вернулся, – проговорил он с тяжким вздохом. – Они таки снова засадили меня в тюрьму для смертников.

Голос у него был похоронный.

– Я старался, старался, старался, но они никак не хотят оставить меня в покое. – Он пристально посмотрел мне в глаза. – Зачем они делают с людьми то, что делают со мной, – вот чего я никогда не пойму. Почему люди вот такие? Я занимаюсь собственными делами. Я никого не обижаю. Я стараюсь поступать правильно, но что бы я ни делал, они приходят и снова сажают меня в тюрьму для смертников – ни за что ни про что! Я никому ничего не сделал. Ничего, ничего, ничего!

Он разволновался, и я успокаивающе положил руку ему на локоть.

– Эй, все нормально, – постарался я сказать как можно мягче. – Все не так плохо, как кажется. Я думаю…