Читать книгу "Помилованные бедой - Эльмира Нетесова"

— Ничуть. Он не брал в руки, не нюхал. Сейчас продаются всякие футлярчики для лекарств, для иголок. Стоят гроши… Киллер этим и воспользовался.

— Подошел и воткнул в шею ей тот шип? Лень, ты хороший фантазер. Забываешь, что женщина лечилась не одна. Вокруг были люди. Как к ней мог подойти мужчина и остаться незамеченным в женском отделении?

— Ну, прежде всего я не говорил, что киллером был мужчина. Нынче этим бизнесом занимаются и женщины. Хотя б иногда интересуйся периодикой. Это для твоего общего развития полезно.

— Как же она сумела все обстряпать?

— Банально. Сифилитиков выводят гулять во двор. Но здесь произошло другое. Киллерша лежала на том же этаже. И курящие бабы часто выходили во двор. Там болтали, знакомились, стреляли друг у друга сигареты, завязывались добрые, доверительные отношения.

— Выходит, ее муж — идиот, натравил одну венеричку на другую? Бред!

— Она могла быть санитаркой, медсестрой. Я могу только предполагать! Чего дергаешься? У меня в руках главное — шип анчара! Уж поверь, я его ни с каким другим не спутаю. И у нас в России он не растет. А вот киллерша взяла под видом сигареты трубку, вложила в нее шип и дунула. Он хорошо держался в шее и вошел достаточно глубоко. Боль от самого прокола незначительна, не больнее комариного укуса, а вот действие быстрое и результат всегда один. Скажу тебе, что киллерша могла разделаться с твоей больной и по собственной инициативе, отомстив за своего мужчину. В таких вопросах бабы коварны. Зачем пистолет — с шумом, грохотом. Это явная улика. Ведь огнестрельное оружие быстро находится. А киллерша осталась незамеченной. Ей удалось уйти от наказания и подозрения. Что и говорить, красиво и тихо расправилась. Так мстят только за любимых…

— А решетка? — спросил Бронников.

— Они все там держатся на честном слове сифилитиков, как и у меня в морге. Все оттого, что наших клиентов никто не ворует. Не тот товар. Потому и не нужен. Сбросили, как мусор с этажа. И все на том. Помни, Юрка, никого не убивают без причины. Даже психов! Эта баба кому-то круто насолила. Верно, что неспроста убрали ее. Хоть и покойница, но доброго вслед не скажешь. Все ж мужики мы! И на всякую жали не хватает. Пошла она!

Бронников после этого случая стал особо придирчив к результатам анализов, ко всем документам и справкам, предъявляемым больными.

Конечно, он по-прежнему отпускал домой на время людей с неопасной формой болезни. Он понимал, что скудная больничная еда надоедает и раздражает. Особо плохо сказывалась она на деревенских, привычных ко всему свежему, со своего подворья и огорода. Эти уже на третий день переставали прикасаться к еде, и уговорить их поесть было очень сложно.

Вот так и две новые бабки из деревень, отведав приготовленное на больничной кухне, отодвинули миски в сторону и предпочли остаться голодными. Как ни уговаривали их санитары, бабули твердили свое:

— Если б мои невестки поставили на стол такую срань, тут же с дому повыкидали б с кастрюлей на башке. Эдакое говно собака жрать не будет. Ты сам спробуй! Мыслимо ли таким народ травить? Вы что, офонарели? — негодовали бабки.

Обеих старух уговаривал Бронников. Но тоже безрезультатно. Бабки даже обиделись на него:

— Нешто нас, коль старые, травить нужно?

Юрий Гаврилович вернулся в кабинет расстроенный. Еще бы! На питание больных отпускалось так мало, что и приготовленное казалось чудом фантазии поваров. Но больных этим не обрадуешь, не успокоишь. Редко кто из них не имел претензий к еде. Разве что бывшие бомжи и закоренелые алкоголики. Те вообще не чувствовали вкуса еды. Глотали, пока горячее, и удивлялись, на что жалуются другие, чего им тут не хватает. Но таких было мало.

— Что делать, ума не приложу. Уже второй день мои бабки ничего не едят. И я не могу дозвониться их родным. Пусть забирают своих бабуль домой. Я взялся лечить. А эти двое думают, что их здесь разносолами кормить станут! — пожаловался Юрий Гаврилович Леониду Петровичу, заглянувшему в конце дня.

— А меня можешь хоть раз покормить? Я ведь с работы! Не жравши, можно сказать! В животе — кишка кишку матом кроет.

— Ребята! Принесите ко мне в кабинет одну порцию ужина! — попросил главврач санитаров, те мигом выполнили просьбу.

— Вчера привезли ко мне на вскрытие одного депутата думы.

В автоаварии погиб. Я его вскрыл. И веришь, как в ресторане побывал! Одного коньяка с литр взял! Да какого! Армянского! Я его поставил в банке, чтоб весь осадок ушел на дно, хотел процедить и угостить тебя, так бомжи, паразиты, на запах пришли и < выжрали вместе с осадком. Вышел я перекурить, а они на банку показывают и говорят: «Спасибо за угощение!»

Ну, я в ответ, мол, помянули душу депутата с его же желудка! Думал, пришибут! Какой там! Попросили отжать тот желудок, может, еще по глотку наберется. Так что лишили тебя бомжи гостинца!

Юрий Гаврилович торопливо закурил. Душил рвотные позывы как мог.

— Это с чего тебя выворачивает? Да вели санитарам унести это варево! Даже бомжей от такого рвать начнет, — усмехался Петрович. — Вот когда приходят к нам за клиентом, то поминают покойного прямо на гробе!

— Ты смеешься? Как можно? Это кощунство! — возмутился Бронников.

— О чем ты? Вот этого депутата так поминали. Заколотили гроб и, прежде чем опустить в землю, попользовали вместо стола. Поставили бутылку, закусь, помянули кто как мог, кому что вспомнилось, спихнули гроб в могилу вместе с остатками поминок, забросали землей. Все…

— А жена? Дети?

— Жену его с кладбища хахаль повел под руку. Две любовницы подрались, выясняя, к кому из них он ехал в день гибели. Дети? Они в тот день узнали, что настоящие их отцы живы!

Все трое…

Юрий Гаврилович сидел оглушенный.

— Чему удивляешься, роняешь челюсть? У меня такой цирк бывает, что твой психушник безобидным детсадом покажется! Помнишь свою сифилитичку, которую из окна вышвырнули?

Так вот ее мужа заставили хоронить бабу за свой счет. Он не хотел, упирался, так ему покойницу на дом привезли и доставку велели оплатить. Что думаешь? Он не дал заносить мертвую в дом и повернул машину на кладбище в восемь вечера. К десяти закопали! Дал он бомжам на бутылку водки, те обещали ему снова вернуть домой покойную уже даром. Пришлось раскошелиться. Ты б слышал, как мужик орал, обзывал жену матом, на могилу плевал. Какой там венок, памятник иль ограда? Он ее посылал так, что пьяные бомжи отрезвели. Дико все это! Какая она была, зачем вспоминать? С мертвым, как с психом, враждовать и воевать грешно, тем более стыдно вести себя так во время похорон… К сожалению, они все чаще случаются подобными…

— Эти уже ушли. А вот мои бабки живые, а голодовку объявили. Ну что я сделаю? Сам у себя дома питаюсь не лучше! — признался Бронников.

— А то я не знаю! Кому рассказываешь? Но твоих бабок давай попробуем проучить.

— Зачем? Они больные! Да и правы по-своему. Ну кому понравится эта бесконечная овсянка или пшенка на воде? Масла совсем нет. Сахара всего ложка на стакан, да и та чайная. Заварки почти нет. Хлеба и то не хватает вдоволь.