Читать книгу "От Балаклавы к Инкерману. Часть 4 - Сергей Ченнык"

Военное

Военное значение сражения под Балаклавой никогда не оценивалось однозначно. Хотя речь не шла о поражении Русской армии, действительность успеха всегда ставилась под сомнение даже участниками: «…я всегда был такого мнения, что дело 13-го октября не принесло нам никаких материальных выгод». Кожухов не одинок, хотя противоречит сам себе, называя ранее в тексте воспоминаний итоги дела «блестящими».

Даже отечественные военные историки совершенно безосновательно стараются убрать «победную» сторону в тень, выставляя на первый план совершенно неинтересную атаку Легкой бригады. Хотя почему? Все-таки, пожалуй, интересную, но лишь с точки зрения действий артиллерии и пехоты по уничтожению противника, попавшего в подготовленный (умышленно или неумышленно) «огневой мешок».

В то же время англичане, которым, казалось, нужно искать оправдание в последствиях, понимание которых пришло быстро, склонны считать Балаклаву одним из наиболее тяжелых по последующим событиям сражений кампании. И на то есть веские основания. В скоро пришедших условиях понижения температуры «начиная с первой недели декабря 1854 г. не было ни одного дня, когда в Балаклаве отсутствовали бы значительные запасы теплой одежды, и в то же время на фронте в окопах некоторые полки жестоко страдали от недостатка именно этих предметов, которые хранились для них на расстоянии каких-нибудь 7–8 миль».

Большая часть лошадей, особенно в Легкой бригаде, которые выжили после 25 октября, в итоге или пали от изнурения, голода и холода крымской зимы, или пошли на пропитание солдатам и офицерам.

Российские военные исследователи XIX в. отмечали, что Крым стал одним из этапов «заката» кавалерии в ее «чистом» виде как стратегического средства в руках командующих, отныне принимающей ограниченное участие в войнах. Спустя некоторое время мысль, что «…кавалерия в войнах настоящего времени прекратила свое бытие как род оружия», стала все чаще обсуждаться.

Атаку Легкой бригады под Балаклавой поставили в один ряд с атакой кавалерии Мюрата пехоты Неверовского в 1812 г., французских кирасир английской пехоты при Ватерлоо в 1815 г. и русских кирасир против польских мятежников под Гроховым в 1831 г. Период после Крымской войны стал временем жесточайшей критики кавалерии, достигшей своего апогея после русско-японской войны.

В XIX веке стало ясно, что кавалерия постепенно сходит на нет в качестве самостоятельного рода войск. Советский ученый Л.Г. Бескровный пишет: «…Изменилась роль кавалерии. Она потеряла значение самостоятельной ударной силы и все более приобретала роль вспомогательного рода войск, обеспечивающего глубокую разведку и ведущую бой как в конном, так и в пешем строю. В связи с этим и в кавалерии (как и в пехоте) также обозначалась тенденция к унификации».

Американские военные исследователи спустя менее чем 10 лет после событий у Балаклавы и основываясь на собственном опыте Гражданской войны тоже сделали неутешительный для кавалерии вывод о ее закате, но не как рода войск (нужность конницы никто не отрицал), а как средства достижения решительной победы в сражении.

В качестве основной задачи российским войскам ставился захват передовых редутов союзников, которая была выполнена пехотой, а кавалерии отводилась вспомогательная роль. Возможно, по этим причинам факты участия кавалерии в данном сражении остались только в воспоминаниях самих кавалеристов — участников событий, которые собрал в своих трудах российский историк Н.Ф. Дубровин.

Балаклава. Рисунок В. Симпсона.

Историки считают, что Балаклава — последнее сражение, в котором кавалерия применялась по правилам, установленным еще со времен наполеоновских войн. К примеру, Шерф в одном из своих академических исследований утверждал, что «…кавалерия, в течение известного периода бывшая царицей битв и так часто дававшая решительный поворот в бою атаками своих масс, по-видимому, утратила свое прежнее значение на современных полях сражений, где успех дела главным образом зависел от массы поражающего огня».

Отныне ее роль и место на поле боя нуждались в радикальном пересмотре, и последовавшая вскоре Гражданская война в США стала поворотным пунктом от старой тактики к новым принципам использования конницы. Но уже спустя 10 лет после Крымской войны несколько европейских войн отводили ей только две функции: охранительную при начале и в ходе боя и решительную в ходе преследования противника после его поражения и отступления.

Балаклавское сражение доказало, насколько ошибочным было бездумное наращивание кавалерии при отсутствии реальных задач для нее. Уже скоро генерал-лейтенанта Рыжова с кавалерией и с приданными 12 орудиями отвели к Перекопу. Оставшиеся кавалерийские части и подразделения использовались исключительно для охранения и разведки.

Советская военная историография неоднозначно оценила сражение у Балаклавы. Привычно придумали вину для Меншикова, но так как в этот раз разгрома или хотя бы поражения не случилось, то приписали ему нереализованную удачу в виде взятия базы союзных войск по причине отсутствия веры в собственные войска, и действия малыми силами.

Нереализованная победа

На практике союзники признали поражение, отказавшись от передовой линии обороны Балаклавы, переместив ее на прилегавшую почти к базе цепь холмов.

Спустя менее года взятие русскими войсками передовых неприятельских укреплений было оценено русскими войсками совершенно по-иному. П. Глебов высказался по этому поводу в упрек действиям Горчакова, отдавшего впоследствии те результаты, которые были достигнуты русскими войсками в сражении у Балаклавы: «Кто злобно улыбнется, когда узнает о неудачном деле 4-го августа, это князь Меншиков. При нем высоты, которые мы атаковали, были за нами. Мы сделали большую глупость, уступив их неприятелю без боя, а теперь едва ли не впали в еще большую глупость, вздумав отбить их у него».

Глебов не одинок. Шильдер также считает, что «…Балаклавское сражение, которое должно было подготовить Инкерманскую битву, доставило во власть русских на левом берегу Черной Федюхины высоты, находившиеся на фланге и почти в тылу англо-французской позиции; они угрожали вместе с тем сообщению их с морем, а именно — Балаклавской гавани. Горчаков очистил их добровольно…».

Еще уничижительнее к сведшему «на нет» успех Меншикова Горчакову фельдмаршал Паскевич: «…Затем спешу возвратиться к Севастополю. От марта до славно отбитого штурма вы потеряли передовые укрепления: Селенгинское, Камчатское, уступили неприятелю без выстрела Федюхины горы и Байдарскую долину, где союзники как в обетованной земле нашли все, чего до сих пор им не хватало, т. е. воду и траву. Наконец, когда подошли к вам сильные подкрепления, вы вместо того, чтобы маневрировать вдоль Черной речки в тылу неприятеля с 50 или 60 тысячами и держать его в постоянном недоразумении на счет ваших намерений, что поставило бы его в весьма затруднительное положение, решились 4-го августа на дело несбыточное и пошли, так сказать, напролом (по-русски, на авось) атаковать позицию, которая, как вы сами говорите, сильнее севастопольских укреплений.