Читать книгу "Дневник Верховского - Юрий Сафронов"

Когда в Москве были получены сообщения о начавшихся в Нижнем контрреволюционных беспорядках, туда были посланы учебная команда 56 пехотного полка и рота юнкеров Алексеевского военного училища.

Приход московских частей воздействовал на эвакуированных, и они готовы уже были подчиниться, но в это время безответственная толпа черни, обманно заявляя о своих миролюбивых намерениях, окружила москвичей и предательски вырвала у них оружие из рук.

Подлыми выстрелами из толпы двое юнкеров были убиты, а один ранен выстрелами в спину. Наши товарищи оказались в плену у врагов народа.

Мы все время старались наладить связь между Москвой и Нижним, пользуясь всеми средствами, в том числе и телефоном, до сих пор действовавшим. Но на наши вызовы к телефону представителей нижегородского Совета Солдатских Депутатов никто не подходил. Есть основание полагать, что в Нижнем безумие победило здравый смысл и анархия овладела городом…»[443].

Чтобы экспедицию Верховского не постигла участь первого отряда, его отряду были приданы все виды оружия: пехота, кавалерия, артиллерия, броневики «Корниловец», «Лев», «Революционер». Эшелон с вооруженной силой и техникой, в котором отправился и сам командующий Московским военным округом Верховский, был оборудован, как сказано в заметке, «по последнему слову техники». «Командный состав поезда связан между собой кабелем полевого телефона и на ходу от паровоза до последнего вагона шли деятельные переговоры. Так как не исключена была возможность порчи бунтовщиками пути, то в составе эшелона шла специальная мастерская, располагающая всеми средствами для быстрого исправления полотна, вплоть до шпал и рельс, в большом количестве захваченных с собой…».

Полковник Верховский в присутствии председателя Московского Совета рабочих депутатов Хинчука и других приехавших с ним представителей московских революционных организаций, а также представителей фронтовых комитетов, выслушал объяснения нижегородских организаций и заявил, что он не признает временного комитета и требует, чтобы все оружие нижегродским гарнизоном и частными лицами было сдано на Ромодановский вокзал, заявив при этом, что невыполнение этого требования повлечет за собою самые решительные действия с его стороны…

Затем в зале 1-го класса полковник Верховский принял представителей нижегородского гарнизона, которые изъявили полное согласие подчиниться требованиям командующего войсками о сдаче оружия и отправке на фронт.

Ночью по улицам города разъезжали броневики.

В 1 ч. ночи вся публика с улиц города была удалена. Проход на Новобазарную площадь был запрещен до рассвета. На площади расположен был казачий разъезд…

Однако значительная часть бунтовщиков, захватив Кремль, отказалась подчиниться Верховскому и сдаться. Переговоры не привели к успеху, и Верховскому не оставалось ничего иного, как идти на штурм старинного Нижегородского кремля.

Энергичные действия прибывших войск возымели действие: после небольшой перестрелки с обеих сторон бунтовщики стали кричать: «Сдаемся, пощадите!»[444]

После окончательной очистки Нижегородского кремля от мятежников слово взял председатель Московского Совета рабочих депутатов Л. М. Хинчук. Он сказал: «Товарищи. В вашем присутствии я жму руку нашего старшего товарища, командующего войсками, ни один шаг, ни один поступок которого не идет против воли революционной демократии. За все, что сделано им, мы берем ответственность. Он не только здесь, но и всей России показал, что как только черная сотня сделает попытку создать контрреволюцию, она будет в корне пресечена. Мы совершили великое дело. Пусть не охладевает чувство мести за погибших наших товарищей. Знайте, что те, кто совершил преступление, будут наказаны».

Правда, о наказании мятежников «Листок» не рассказал. Погибшие юнкера были торжественно похоронены. В Москве на события в Нижнем отозвалась поэтесса Марина Цветаева. В стихах есть такие строки:

…Отдадим последний долг Тем, кто долгу Отдал душу»[445].

В конечном итоге относительно возможный в то время порядок в Нижнем Новгороде, как и в других местах, был восстановлен. Все попытки к мятежу были подавлены, взбунтовавшиеся полки были обезоружены, пулеметы отобраны, зачинщики арестованы, маршевые роты отправлены на фронт.

Постепенно полковник Верховский становился все более популярной фигурой. В Харькове ему была устроена великолепная встреча. Очевидец писал: «Речи Верховского покрыты восторженными криками “ура” солдат, которые на руках донесли командующего войсками до автомобиля»[446].

Истоки такой необычной популярности таятся в общей системе взглядов Александра Ивановича. Еще в самом начале XX века юный Верховский верный присяге, данной государю, постепенно взращивал в своей чувствительной душе еще один идеал – сопереживание и сострадание к простым людям. С годами он ясно стал осознавать всю глубину социальной несправедливости прошлого, когда небольшая группа людей имела все красивое, светлое, что может дать современная культура, а миллионы других жили в нищете и беспросветной темноте, впроголодь, без понятия о правде. Он писал: «Горе тем, кто брезгливо отшатнется и не захочет протянуть руку грязному мужику и рабочему, которых мы же в своем эгоизме сделали, или, по крайней мере, допускали делать такими»[447].

В то же время Александр Иванович вполне осознавал опасность стихийного, анархического бунта «против всякой власти, всякого порядка»[448]. За короткий срок Верховскому твердой рукой удалось восстановить порядок и дисциплину во всех гарнизонах Московского военного округа. Исключением до поры была Тверь, названная Верховским «анархическим гнездом», и где в гарнизоне имел место произвол, царило казнокрадство и другие злоупотребления. Офицеры гарнизона лично обращались к командующему с жалобами на ситуацию в городе, после чего Верховским была направлена в Тверь следственная комиссия, которая попросту была выдворена вон… Это переполнило чашу терпения командующего, и Александр Иванович принял оригинальное решение. Мотивы своего поступка Верховский 20 июля 1917 года изложил так: «Ехать с вооруженной силой не хотелось, это последнее средство нужно очень и очень беречь, чтобы оно не утратило своего значения. Я решил отправиться туда на аэроплане, рассчитывая, что невиданная в Твери машина произведет на толпу свое впечатление.