Читать книгу "Ястреб и голубка - Вирджиния Хенли"

И потом началось! Среди придворных поползли шепотки, что в Тауэре схвачен Черный Призрак, и произошло это при его попытке освободить политических узников-ирландцев.

Мэтью был ошеломлен.

Предложенный им план был осуществлен незамедлительно, и жертва уже попалась в капкан. Слыша все эти разговоры, Мэтью всерьез тешился мыслью о самоубийстве. Потом, на свежую голову, он сообразил, что его долг — приложить все силы, лишь бы исправить то, что он натворил.

У него словно гора с плеч свалилась, когда он узнал, что личность Черного Призрака так и не установлена и о нем по-прежнему ничего не известно. Никто не сумел его опознать, поэтому Мэтью понял, что схвачен не Шейн, а кто-то другой. Неизвестный отказывался что-либо говорить, и ходили слухи, будто его подвергают пыткам, чтобы развязать ему язык. Мэтью был рад-радешенек, что в Тауэре держат не его брата, и впервые почти за десять дней он смог заснуть. Тем не менее он еще намеревался явиться к Шейну с уолсингэмовскими досье, а потом как можно скорее сжечь их.

Получив записку от Сабби, он возликовал.

Как видно, она раздумала оставаться в Блэкмуре и вернулась в Темз-Вью.

Он поставил лошадь в конюшню и поспешил в дом.

Она всматривалась ему в лицо, не желая верить, что он выкрал бумаги.

— У меня было очень утомительное путешествие, Мэтью. Ты говорил, что приедешь ко мне в Блэкмур, но, как видно, у тебя нашлись более неотложные дела.

— Сердечко мое, прости. Я ничего не хочу больше, чем провести вместе с тобой всю жизнь, — чистосердечно признался он.

Черная тень пересекла порог салона, и Мэтью чуть не выпрыгнул из собственной шкуры, когда перед ним воздвиглась высокая фигура Шейна. Опасно-спокойным тоном Шейн произнес:

— Я скажу это раз и навсегда. Эта женщина — моя. Сегодня, завтра и во веки веков. Не пытайся забрать то, что мое по праву!

Мэтью вскочил на ноги, пылая злобой:

— Ты забрал все, что было моим по праву… наследство… титул… ты всего лишь бастард О'Нила!

Шейн невозмутимо возразил:

— Я все делал, что от меня зависело, лишь бы оградить тебя от этих печальных познаний.

Мы с тобой, Мэтью, братья как по матери, так и по отцу. Мы оба — отпрыски чресел О'Нила.

Ужас исказил черты Мэтью. Потом, когда вся правда открылась ему, он выхватил бумаги из-под камзола и кинул их на стол перед Шейном.

— Они прожгли дыру у меня в груди. Во имя Христа, уничтожь их, пока из-за них не случилось непоправимое.

— Слишком поздно, — мрачно ответил Шейн.

— Я прошу у тебя прощения… Я не знал! — взмолился Мэтт.

— Человек, которого пытают в Тауэре, — Барон.

Сабби в тревоге воскликнула:

— О мой Бог! Шейн, скажи, скажи, что это не так!

Мэтью побледнел как полотно.

— Это моя вина! Я ходил к Роберту Сесилу и предложил, чтобы он перевел О'Хару и О'Доннела из Дублина в лондонский Тауэр!

Я сказал ему, что таким образом он сможет захватить лазутчика О'Нила… я думал, что этот лазутчик — ты!

Губы у Сабби побелели, она покачнулась и упала бы, если бы не Шейн. Он мгновенно подхватил ее сильной рукой и опустил на стоявшую поблизости кушетку. Затем налил вина в бокал и поднес к ее губам.

— Это я во всем виновата, — еле слышно прошептала она. — Надо было сжечь бумаги, а я оставила их ради своей корысти… а, теперь я встала между двумя братьями… которые любили друг друга…

Слезы покатились по ее щекам, ее била дрожь.

Братья взглянули на нее и сказали в один голос:

— А мы и сейчас любим друг друга.

Потом Мэтью добавил:

— Виноват во всем я. Я пойду к Сесилу и скажу, что они ошиблись и схватили не того, за кем охотились. Скажу им, что Черный Призрак — это я!

— Глупый мальчишка, ты не сделаешь ничего такого, что навело бы их на мысль о связи узника с нашей семьей! Благодарение Господу, что при королевском дворе не принято интересоваться слугами! Барона никто не опознал.

Мы придумаем, как спасти его, не беспокойся.

— Шейн, речь идет о лондонском Тауэре! — напомнил Мэтт.

— А я и не говорю, что это будет детская игра, — возразил Шейн.

— Ради Христа, если у тебя есть план, скажи какой?

Хок с иронией взглянул на собеседников.

— Вы оба меня предали, а теперь еще рассчитываете, что я стану доверять вам свои планы! — Он поднял уолсингэмовские папки и заговорил о другом. — Мне нужно явиться ко двору. Я слышал, что сердце королевы разбито… из-за Эссекса. Мы оставим вас, мадам, вам надо отдохнуть.

Он отвесил Сабби церемонный поклон и подтолкнул Мэтью к выходу.

Шейну не пришлось объяснять брату, чтобы тот держался подальше от Темз-Вью, пока его не пригласят.

Шейн так и не вернулся до вечера, хотя Сабби слишком хорошо знала его, чтобы заподозрить, будто он попусту расточает бесценное время, целуя ноги Елизаветы. Каждая минута, проведенная им в обществе королевы, была необходимой минутой — необходимой, чтобы помочь ему выручить из беды Барона. Слишком хорошо она помнила, что рассказывал ей Шейн о Бароне в горячечном бреду. Она гнала из памяти невообразимые слова приговора, который был бы приведен в исполнение, если бы палачи дознались, кто он на самом деле — приговоренный к смерти Фицджеральд, граф Десмонд. Какое это варварство — пытать людей. И не укладывалось в голове, что это происходит в просвещенные времена — в 1587 году от Рождества Христова!

Сабби чувствовала себя совершенно обессиленной. Нельзя было соглашаться на такую бешеную скачку из Блэкмура: ведь этим она подвергла серьезной опасности своего младенца. Она унесла наверх, в спальню, поднос с ужином и забралась в просторную мягкую постель, чтобы поесть. Со всех сторон ее обступили воспоминания, связанные с этой постелью.

Она вспомнила тот первый раз, когда они тут ужинали вместе; потом — ужасную ссору и злобное насилие; но с тех пор им дано было разделить здесь часы такого счастья, такой близости и восторга…

Она допила вино и погасила свечи. Ей необходимо было поспать… может быть, хороший отдых позволит ей приободриться. Но сон не приходил. Она обдумывала, как это могло случиться, что Мэтью пошел на предательство, и ей было ясно, что не последнюю роль тут сыграло его влечение к ней. Но почему Шейн простил его? Она терялась в догадках. Впрочем, отгадка пришла быстро. Это произошло по той причине, что Шейн по-настоящему хороший человек… замечательный человек, и… о Господи, как она рада, что именно он — ее муж и отец будущего ребенка… Да, она упорно требовала развода, но на самом-то деле разве это было ей нужно? Ей бы хотелось, чтобы он ухаживал за ней, чтобы он по всем правилам просил ее руки. Ей хотелось бы стоять рядом с ним перед алтарем, обмениваясь брачными обетами. Но сделанного не воротишь, и она не поменялась бы мужьями ни с одной женщиной в мире. Она вздрогнула, подумав, как легко могло случиться, что сейчас Шейн был бы узником в Тауэре и ему грозила бы пытка…