Читать книгу "Мусульманская Русь - Марик Лернер"

«Вот сука, — подумал Берислав, — «доброжелательно»… Встречу я тебя после выпускного в темном переулке. Ты у меня еще узнаешь, что такое доброжелательно бить так, чтобы все печенки местами поменялись, а снаружи никаких следов».

— Изучение религиозных дисциплин, а с другой стороны — литературной классики и истории сформирует здоровое национальное самосознание, дух благочестия и верности Кагану (мир ему и здоровье), — не унимался идиот.

Дверь открылась, и мужской голос позвал:

— Господин Стрепетов! На минуту!

— Жизнь требует также в любом деле порядка и пунктуальности, — наставительно сказал тот. — Порядок должен царить и в школе, в тетрадях и книгах, в одежде и в работе. Сидеть тихо! — приказал всем и вышел.

Радогор сел и с трудом сжал красные пальцы. Лицо было спокойным, но руки у него дрожали.

— На перо поставлю, — одними губами, без голоса сказал он.

— Нельзя, — так же тихо ответил Берислав. — Сразу вычислят. На каторгу захотел? Потерпи, недолго осталось.

Еще не хватало, чтобы он это всерьез. Науялис вполне мог сорваться и натворить дел. Он с ножом обращался как натуральный уркаган. И самого Берислава учил. Оказалось, что махать клинком тоже надо уметь, и зарезать запросто можно и кухонным ножом, и перочинным при умелом обращении. Это было даже красиво, если не знать, что, если ударить в определенную точку, человек истечет кровью в считаные секунды, и спасти его уже может только оказавшийся на месте врач, да и то не факт. Ножом не пугают — им убивают. Подойти вплотную — и в шею или сердце. Берислава дома такому не учили никогда. Вот показать пару приемчиков, как скрутить буйного или вырубить с одного удара, — без проблем. Родственники, когда приезжали, любили повозиться в шутку, а с Салаховой стороны всегда офицеры в роду были не штабные.

С той ветвью рода вообще интересно было. Вроде кровные, а местами и нет. А все равно родственники. Салах на старости лет напросился заведовать солдатским военным училищем и почти десяток приемышей усыновил. Мало ему было своих трех дочерей — желал передать имя по наследству. Все они были Темировы, и ни один на другого не похож внешне. Зато если со своим старшим братом Бериславов отец Равиль вечно ругался, у этих в семье было полное взаимопонимание, и стояли стеной против любого чужака.

— Все выходят во двор, — озабоченно сказал Стрепетов, вернувшись.

— Да что случилось-то?

— Общее собрание, — не отвечая на вопрос, сообщил учитель. — Быстро!

Во дворе всех построили по классам. Нервно бегали учителя, пытаясь заставить стоять смирно ничего не понимающих талибанов.[50]Минут через пять вышел директор. Он извлек из папки бумагу, нервно прокашлялся и начал читать:

— «Объявляем всем верным Нашим подданным:

Следуя своему слову и договорам, Русь не может остаться в стороне, когда Австрия предъявила Сербии и Болгарии заведомо неприемлемые для государства условия и отвергла доброжелательное Наше посредничество в прекращении военных действий на Балканах…»

— Война, — сказали сзади Берислава восторженно.

— Не понравилось австриякам, как их союзника лупят болгары с сербами, вот и вмешались. Фигня, что христиане, — славянская кровь себя кажет!

— На что они вообще рассчитывают? Мы ж их стопчем запросто, да и с Францией договор имеется! Австрия одна против всех. Турции уже и так накидали, а всего вторую неделю, как началось.

— Молчать! — взвизгнул Стрепетов. — Не сметь прерывать!

— «…Вынужденные, в силу создавшихся условий, принять необходимыя меры предосторожности, Мы повелели привести армию и флот на военное положение, но, дорожа кровью и достоянием Наших подданных, прилагали все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров.

Вопреки Нашим надеждам на вековое доброе соседство и не внемля заверению Нашему, что принятыя меры отнюдь не имеют враждебных ей целей, стала домогаться немедленной их отмены и, встретив отказ в этом требовании, внезапно объявила Руси войну».

— К осени все закончится, мы ж даже медресе закончить не успеем!

— Ты еще помолись, чтобы подольше продолжалось, — сказал, не поворачиваясь, Радогор. — Все равно раньше восемнадцати не призовут.

— А если добровольцем? Все лучше, чем учиться. Не могут не дать добровольцу диплом об окончании раньше времени!

— Молчать! — взвился Стрепетов.

— Глаза бы мои тебя не видели, — громко сказал еще один голос, — надоел.

— «…Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженные родственные Нам по крови страны, но оградить честь, достоинство, целость Руси и положение ея среди Великих Держав. Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской Земли дружно и самоотверженно встанут все верные Наши подданные.

Да укрепится еще тесное единение Кагана с Его народом, и да отразит Русь, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага. Нас ждет джихад под флагом единственно праведного государства, и Аллах милосердный на нашей стороне!

На подлинном Собственною Его Кагана рукою подписано:

Абдульвахид».

А сейчас, — сказал директор, тщательно складывая бумагу и пряча в папку, которую сжимал в левой руке, — мы пойдем к мечети Багатура. Продемонстрируем всем, что и медресе полностью поддерживает столь правильное и необходимое для Руси решение. Будем молиться во славу русского оружия и победу над возомнившими о себе врагами Веры нашей.

— Неправильное построение фразы, — прокомментировал Берислав. — Подмена тезиса. Двойка. При чем тут Вера? Болгары с сербами в саклавизм, что ли, ударились?

— А вещи? — недовольно завопили из строя.

— Потом вернетесь и заберете, — твердо сказал директор.

— Заодно и проверят, кто смылся, — объяснил Радогор. — Они что, совсем дурные и думают, что отсутствие учебников меня остановит в столь важном деле, как невозвращение за парту?

— Ты замечанием не отделаешься, — злобно сказал Стрепетов. — Для вас ничего не изменилось. Дисциплину никто не отменял!

— Что значит «не изменилось»? — нагло поинтересовался Радогор. — А как же единый порыв и единение? Мы что, будем по-прежнему учить язык противника и даже не станем учиться обращаться с оружием? А вы, — осененный мыслью, изумленно воскликнул он, — господин учитель, даже не покажете нам пример славного служения Родине, отправившись в гарнизон и написав заявление об отправке в воинскую часть?

— Молчать! — прошипел Стрепетов. — И не рассуждать!

— А ты всерьез думал, напишет? — достаточно громко, чтобы учитель услышал, спросил Берислав. — Он только и умеет — ловить после одиннадцати на улицах талибов. С австрияками кишка тонка встретиться. Они ж не станут выслушивать нотации.