Читать книгу "Мусульманская Русь - Марик Лернер"

— В чем дело?

Она ткнула пальцем в заголовок и, не переставая смеяться, заявила:

— Мы зря старались!

Аршинными буквами прямо на первой странице было написано: «Убийство верного соратника Карла Трехова! Эрнст Леманн обвиняет!»

— Сенсация, — давясь от смеха, просипела Любка. — Ты будешь первый, кто поведает об этом происшествии читателям…

1908 г.

— Со времен Кагана Багатура, пусть память о нем не сотрется в наших сердцах… — бубнил Стрепетов, прохаживаясь по классу привычно. Он бесконечно раздражал все поколения учеников, выслушивающих эту повторяющуюся тягомотину из года в год, но своими придирками и вечной готовностью поддакивать начальству очень нравился. Зато ученики прочно приклеили ему кличку Трепач. Не то от фамилии, не то просто так — за нудность и повторяемость. Никто уже не помнил — прозвище бережно переходило от старых учеников медресе к новым.

— …провозглашался принцип «Пиши, как говоришь!».

Берислав провел рукой по щеке. Страшно раздражало, что ничего не растет ни на подбородке, ни под носом. Он даже два раза в день пытался бриться, в глупой надежде ускорить рост микроскопических волосков, но пользы не было ни на копейку. Конечно, никто ничего не говорил, но ему казалось, что все прекрасно видят и втихомолку посмеиваются. Не вышел, мол, из детства, молоко на губах не обсохло, и прочее в таком роде. Приходилось компенсировать свою ущербность разными идиотскими выходками, причем сам прекрасно понимал, что именно дурацкие, но авторитет надо было поддерживать и кулаками тоже. Вечно одна история. Переезды, переезды. Приходишь в новое медресе, где все прекрасно знакомы, — надо и поставить себя, иначе никак. Заклюют.

Еще хорошо, что при росте сто восемьдесят сантиметров он имеет вес под девяносто, и это совсем не жир. Иной раз дашь по лбу — так стараешься вполсилы, чтобы одноклассника не пришибить. Обычно пару раз показательно набить морду вполне достаточно для изрядного уважения. Вот здесь уже третий год, и все в полном порядке. Еще немного — и придет срок окончания медресе, и уже без разницы, что отец опять засобирается переезжать. Надоело. Придется выдумать причину не ехать. В университет, что ли, податься? Никакого контроля не будет вообще, да вот не тянет совсем учиться. Обрыдло все. Путешествовать хочется, да и после того как брательника забрили в солдаты на сходке студентов, мать ко всему, что оттуда исходит, относится с большим подозрением и ищет любые пути для того, чтобы не выпустить из-под руки свободно жить.

— Однако! — фальцетом вскрикнул Стрепетов.

Радогор вздрогнул от вопля и чуть не выронил с колен книжку, которую он с увлечением читал. Берислав ухмыльнулся. Его лучший друг в таких случаях моментально забывал, где он находится, и только отточенные давней практикой рефлексы не позволяли со стороны заметить, чем он, собственно, занимается.

Когда Берислав только заявился в медресе, заранее готовый устроить драку, он первым делом столкнулся с Радогором, уже тогда державшим класс в кулаке и не слишком обрадованным появлением нового однокашника. Столкновение было неизбежно, и оно состоялось уже на второй день. Как ни странно, они друг друга после этого зауважали и, сидя потом рядом, зажимая разбитые носы, с симметричными фингалами под глазами, вполне нашли общий язык. Интересы были схожи — путешествия и желание повидать другие страны. Отсутствие заинтересованности в прилежной учебе и страстное желание при случае подколоть очередного учителя, показав всем вокруг его тупость, не менее сближало. Притом что учителя про обоих говорили, что они могут учиться, если хотят, но вот предпочитают отсутствовать на уроках. Если не физически, то мысленно.

Вообще они были страшно похожи телосложением, и со спины их нередко путали. Только один был блондин, а другой брюнет. И Радогор предпочитал читать, с точки зрения Берислава, разные глупости про похождения сыщиков и воров, наплевательски относясь к действительно интересным кровожадным индейцам и книгам, где описывались походы русской армии в разные страны.

— …там, где образование уже давно распространено и сделалось всеобщим достоянием, — продолжал свою повторяемую из года в год и давно выученную наизусть всеми речь Стрепетов, — даже самый внешний вид молодых людей стал приличнее, и по улицам уже более не шатаются толпы праздных детей, как бывало лет тридцать тому назад. В семейном кругу они с большим уважением относятся к власти родительской и оказывают больше почтения своим родителям и наставникам.

Сзади кто-то фыркнул от смеха. Стрепетов замолчал и обвел подозрительным взглядом класс. Берислав уставился ему прямо в лицо, продолжая размышлять на крайне волнующую его тему: как это, если Дарина вдруг появится на улице в короткой юбке и без надоевшего платка на волосах. То есть на самом деле он ее уже видел в таком виде, но исключительно дома и для него одного — похвастаться. Впечатление было замечательное. А на улице ни одна девушка в таком виде показаться не посмеет. Могут и побить сильно дурные. Это только для будущего мужа можно продемонстрировать сногсшибательный фасон, и то с оглядкой, чтобы никто не заметил. Вот в деревне все ходят более свободно одетые, чем в городе, и ничего.

— Тем не менее, — выделяя голосом для лучшего усвоения материала, провозгласил Стрепетов, — наличие разнообразнейших диалектов русского языка не позволяло правильно писать. Именно с этой целью была проведена реформа к однообразному произношению и написанию.

Берислав невольно поморщился. Когда он приехал из Сибири, над ним долго посмеивались. Та же история была и с проживанием возле Днестра. Совершенно машинально он подхватывал местный говор и незаметно для себя начинал употреблять местные словечки и выражения. На новом месте его не всегда понимали, приходилось переучиваться. А письменный везде одинаковый. Ну и что, что ошибки? В Средние века вообще по-другому говорили, а при определенном навыке любой прочитать способен. Буквы — они не меняются.

Стрепетов, продолжая усыпляюще бормотать, вдруг быстро пошел по проходу в их сторону. Берислав пихнул локтем друга, но было уже поздно.

— И чем у нас занимается на уроке господин Науялис? — спросил Стрепетов, замерев у парты в позе ищейки, учуявшей добычу. — Ага, — с торжеством вскричал, вырывая книгу. — Руки на стол!

Радогор с каменным выражением лица встал и положил ладони на стол. Ему к этому не привыкать.

С выражением обрадованного садиста Стрепетов начал лупить деревянной линейкой по пальцам, одновременно приговаривая:

— Школа обязана заботиться о нравственно-религиозном воспитании детей, и учитель всем своим воспитывающим воздействием на школьников должен взращивать в них те добродетели, которые им помогут честно добывать себе пропитание в этом мире. Ибо то хорошее, чему школьники научатся, не столь важно, как то, какими хорошими они станут, то есть порядочными, полезными, годными на всякое хорошее дело. Для этого необходима крепкая школьная дисциплина. А для всякой дисциплины главное — повиновение законам и распорядкам школы. Такого повиновения необходимо при любых обстоятельствах требовать с несгибаемой последовательностью и мужской строгостью, в сочетании с дружественной и доброжелательной симпатией.