Читать книгу "Икона - Нил Олсон"

— Превосходно, мой мальчик, превосходно. Сейчас расскажешь, как ты меня нашел, но сначала проходи в дом.

Что еще оставалось делать? Священник, конечно, не мог служить защитой — так, иллюзия. И поддерживать эту иллюзию легче, если они будут оставаться на расстоянии. Мэтью знал, что Иоаннес не собирался уезжать или кому-то звонить, если ситуация выйдет из-под контроля, но Фотис-то этого не мог знать. Только войдя в дом, он заметил в руке крестного пистолет, но в этом не было ничего странного. За ним охотились, а Мэтью за последние недели видел слишком много оружия, чтобы испугаться при его виде.

— А кто в машине?

— Друг. Вообще-то он священник.

— Он знает, что происходит?

— Частично.

— Он зайдет в дом?

— Нет.

Похоже, ответы удовлетворили старика. Заперев входную дверь, он направился к лестнице и, постояв минуту в нерешительности, начал подниматься по ступенькам. Нелюбезность этого приема была настолько необычной для Фотиса, что сама по себе уже обеспокоила Мэтью, но потом он почувствовал удовлетворение от того, что теперь, когда старик не надел свою обычную маску, видит его насквозь. Ему ничего другого не оставалось, как последовать за ним, что он и сделал. Дом был такой же, как многие в этой местности: наполовину каменный, наполовину деревянный, с крытой шифером крышей. Изнутри он оказался просторнее, чем можно было ожидать. На кремовых стенах висели книжные полки и разнообразные картины: пейзажи импрессионистов и иконы — то, что раньше Фотис хранил на складе. В доме было очень жарко, и Мэтью пришлось снять пиджак.

— Наверное, я описал тебе месторасположение дома более подробно, чем мне казалось, — заметил Фотис.

— Я думал, тебе гораздо интереснее будет узнать, зачем я приехал.

Фотис, уже добравшийся до верхней ступени лестницы, обернулся. Изумление в его глазах граничило с безумием. Свет из окна выхватил безобразный желтый синяк на левом виске.

— Зачем? Как это зачем? Между нами нет секретов. Мы с тобой голодны одним голодом, но сейчас ты поймешь, что мне она нужна больше.

Старик рванулся вперед по коридору, и Мэтью крикнул ему в спину:

— Ты неправильно все понял, Theio! Я не за этим. Послушай меня.

Проследовав за Фотисом, Мэтью вошел в большую спальню, расположенную в задней части дома. На двуспальной кровати лежали смятые одеяла. Свет из трех окон заливал помещение. На огромном дубовом письменном столе стоял телефон и находилась странного вида панель. В кожаном кресле в углу сидел крестный и смотрел на каминную полку. Там, над неиспользуемым камином, стояла икона. Она казалась меньше, чем представлялось Мэтью. Фактически она казалась уменьшившейся во всех отношениях, недостойной крови, пролитой ради нее, страданий, испытанных ради нее. И похоже, глаза на иконе понимали это. Они потеряли свой магнетизм, обещание таинства, которое откроется со временем; теперь в них было только одиночество. И сейчас вопреки самому себе Мэтью почувствовал, что его новое видение иконы вселяет в него желание защитить ее, желание такое же страстное, как испытываемая за минуту до этого жажда разоблачения. Он вдруг осознал то сильнейшее влияние, которое оказывают обстоятельства на его ощущения при созерцании иконы. Присутствие Аны пробуждало что-то вроде священного вожделения; присутствие отца — глубочайший внутренний страх и желание исцелить его. И вот теперь — эта печаль. Не из-за Фотиса ли он почувствовал ее? Может, эта икона всего лишь проводник чувств?

— Она все еще тобой владеет, — прошептал Фотис.

— Нет, — ответил Мэтью, но это было не совсем так. Теперь она владела им по-иному.

— Пойми меня, мой мальчик. Я долго не протяну. Когда меня не станет, она будет твоей. Но мне нужно, чтобы она была рядом со мной — только это поможет мне уйти без мучений. Это моя единственная надежда. Если бы ты видел то, что довелось мне, ты не стал бы отказывать мне в этом.

— Видел то, что довелось тебе? Или делал то, что довелось тебе?

— Кто еще знает, что ты здесь?

Он не позволит старику перехватить инициативу в разговоре, не даст увести себя в сторону, как обычно.

— Андреаса захватили.

— Кто захватил?

— Не знаю. Думаю, дель Каррос. Несколько дней назад он пытался захватить Ану Кесслер. Уверен, это он вступил в сговор с твоими русскими, чтобы завладеть иконой.

Фотис кивнул.

— Ты уверен, что Андреас у них?

— Я разговаривал с ним.

— Что он сказал? Вспомни каждое слово.

— Не много. Кажется, его накачали какими-то лекарствами. Он велел мне ничего не предпринимать, произнес слова «они оба» — видимо, его удерживают два человека.

— Понятно. Это все?

— Он назвал их «принцами». Насколько я понимаю, он пытался быть язвительным.

Несколько долгих мгновений Фотис не отрываясь смотрел на Мэтью. Мэтью чувствовал, что крестный пытается понять, что у него на уме, но оставался спокоен — он знал, что ему нечего скрывать. — Скоро они мне позвонят, — продолжал он. — Они ждут от меня информации о том, где находится икона.

— А тебе не приходило в голову, что это просто уловка твоего деда?

— Ты что, думаешь, он инсценировал свое похищение?

Фотис утвердительно кивнул, продолжая неотрывно следить за лицом Мэтью. Мэтью попытался было обдумать серьезность такого предположения и понял, что уже само это показывает, насколько глубоко в него проникло сумасшествие последних недель.

— Нет. Ты ничего не понимаешь, его самое сильное желание — чтобы я держался подальше от всей этой истории. Он не стал бы придумывать какие-то предлоги, чтобы послать меня к тебе, да еще одного. И тебе это прекрасно известно.

— А может, вы с ним заодно.

— И это глупо — по той же причине. Ты просто думаешь вслух и сам не веришь в то, что говоришь.

— Возможно.

— Мы должны ему помочь.

— Конечно, должны, — ответил Фотис безучастно. Он смотрел прямо перед собой. Он уже больше не видел Мэтью. Было очевидно, что он опять замышляет какую-то игру и просто тянет время.

— А что значит это слово — «принцы»?

— «Принцем», — медленно начал Фотис, — мы с твоим дедом называли того немецкого офицера, о котором я тебе рассказывал. Или «пашой» — потому что ему нравилось жить красиво, в окружении украденных им предметов роскоши. Это с ним заключил сделку Андреас, отправив Пресвятую Богородицу в изгнание.

— Мюллер. Это тот фашист, за которым всю жизнь охотился дед.

— Тот самый.

— Дель Каррос — это Мюллер.

— Возможно.

— Чего он добивался, говоря эти слова?

— Просто дать нам знать. Или хотел предупредить, что мы имеем дело со значительно более опасным человеком, чем я предполагал. Он все еще верный товарищ, твой дед.