Читать книгу "Пожиратели огня - Луи Жаколио"

— Не бойтесь ничего, милейший Дик, я уверен, что нам сейчас не грозит ни малейшей опасности; что-то говорит мне, что мы на этот раз восторжествуем над всеми их кознями и происками!

— Да услышь вас Бог! — набожно проговорил канадец. — Но что меня удивляет, так это то, что Виллиго и Коанук до сих пор еще не вернулись. Я условился ждать их здесь с восходом солнца, чтобы узнать от них, что они видели или заметили ночью. Все остальные ночные стражи оставались все время на своих постах и все уже побывали здесь, а Черный Орел и Сын Ночи должны были совершать все время обход и наблюдать повсеместно.

— Солнце еще не взошло, — возразил Оливье, — даже «Надежда» еще не начинала свой салют; а Виллиго, вероятно, захотел пройти через свою деревню, чтобы отдать распоряжения относительно празднества, тем более что это вместе с тем одно из их величайших религиозных торжеств.

В этот момент грянул пушечный выстрел: то начинался салют «Надежды». Мгновенно десятки радостных голосов с берега и с судна огласили воздух громкими «виват» в честь виновника торжества, одинаково любимого и чтимого как туземцами, так и приисковыми рабочими. Вслед за этим приисковые рабочие, в полном своем составе и с Коллинзом во главе, двинулись по направлению к дому, неся род носилок из ветвей зелени, на которых виднелся какой-то громоздкий предмет, окутанный холстом.

Дик в сопровождении Оливье вышел на крыльцо встретить поздравителей, и Коллинз после краткой, но прочувствованной речи откинул холст с принесенного рабочими предмета. Возглас удивления и восторга вырвался разом из всех уст. То была статуя канадца в натуральную величину в его обычном наряде траппера, с ружьем в руке, вылитая из чистейшего золота с Лебяжьего прииска. Она весила семьдесят килограммов и по местной мельбурнской оценке стоила 46 892 доллара и 16 центов, которые рабочие выплатили из собственных прибылей. Даже участие Оливье в этом подношении было энергично отклонено рабочими, которые желали изобразить на пьедестале этого памятника трогательную надпись:

Дику Лефошеру от рабочих Лебяжьего прииска

Под этими словами стояли имена жертвователей.

Эта грандиозная статуя являлась настоящим произведением искусства и была выполнена одним флорентийским художником, которого злополучная судьба случайно занесла в Австралию.

В одну из своих поездок в Мельбурн Оливье и Дик заказали ему свои бюсты из терракоты, а впоследствии бюст Дика послужил моделью и для статуи канадца. Старик, которому благодаря этому не нужно было позировать для статуи, конечно, никак не мог предполагать подобного сюрприза и был им тронут до слез.

Он был изображен в полном своем охотничьем снаряжении, с ружьем в руке и охотничьей фляжкой у пояса, с подвешенной к нему шкурой морской выдры и сетями, силками и капканами, лежащими на земле у его ног.

Но где же был Виллиго, его верный и добрый друг? Разве его место было не здесь, в эти торжественные минуты? Нужна была какая-нибудь очень уважительная причина, чтобы удержать его вдали от него в этот день. Не вытерпев долее, Дик отправил в нагарнукскую деревню гонца с поручением узнать, что с Виллиго и где он находится в данный момент.

Громадные столы были накрыты для гостей с самого раннего утра и уставлены вкусными яствами; еще накануне ради этого торжества зарезали двух быков и шесть баранов, и теперь их мясо в жареном и вареном виде со всякими приправами предлагались гостям. Туземцев не признают праздник, если во время него не представляется возможности есть, сколько влезет, в продолжение всего дня, с рассвета и до поздней ночи, не соблюдая никакой меры. Для европейцев же и главных вождей и старшин дружественных нагарнуков готовился особый банкет в шесть часов вечера, после которого предполагалось пустить фейерверки.

Целые бочки вина и эля были расставлены на высоких подставках для утоления жажды гостей, но водка всех видов и всякие другие крепкие спиртные напитки были совершенно изгнаны со столов пирующих и вообще изъяты из употребления во Франс-Стэшене. Несмотря на это, начавшийся праздник, как и все празднества туземцев, должен был окончиться оргией даже и без содействия алкоголя. Предоставив гостям из туземцев и рабочих прииска угощаться за приготовленными для них столами, хозяева в сопровождении нескольких привилегированных гостей направились в столовую, где была приготовлена мелкая закуска, в ожидании парадного завтрака.

Едва хозяева и гости собрались подойти к столу, как один из слуг доложил, что какой-то неизвестный белый в сопровождении слуги-негра явился сюда и просит разрешения представиться хозяевам дома. Прибытие чужеземца, тем более белого, в этой части Австралии являлось настоящим событием; гость мог быть только или бродягой, или же порядочным джентльменом, путешествующим для своего удовольствия. Но и в том, и в другом случае всякий помещик или фермер обязан был оказать ему гостеприимство в продолжение трех суток; таков был колониальный закон, и это вменялось в обязанность каждому приобретающему участок земли.

Если вновь прибывший производил с первого взгляда впечатление бродяги, ему отводили помещение где-нибудь в службах, но подальше от господского дома, и, продержав его установленные три дня, предлагали ему убираться подобру-поздорову, снабдив его съестными припасами на несколько дней и кое-какой одеждой, если он в этом нуждался. Если же, напротив, прибывший оказывался приличным джентльменом, то все ему были чрезвычайно рады, так как его прибытие нарушало обычное однообразие жизни.

Услышав о прибытии белого, Оливье распорядился попросить его войти в дом, а сам со своими гостями вышел навстречу. Как нам уже известно, это был не кто иной, как капитан Джонатан Спайерс.

Он вошел свободно и непринужденно, с видом человека из хорошего общества, и с первой же минуты расположил к себе все сердца.

— Извините меня господа, за то, что я явился сюда без всякой иной рекомендации, кроме своей личной! Я — Джонатан Спайерс, инженер по профессии, приехал сюда отчасти для своего удовольствия, отчасти — для изучения почвы и руды. Но я, право, страшно сконфужен, так как являюсь нарушителем какого-то собрания, быть может, даже семейного праздника…

— Ах, нисколько. Все мы сердечно рады! — возразил Оливье. — Вы действительно не ошиблись: это настоящий семейный праздник, в котором мы просим вас принять участие; мы празднуем сегодня день рождения лучшего из людей, которого все мы чтим, как родного отца… Дик Лефошер — владелец Лебяжьего прииска! — добавил граф, представляя гостю своего друга.

— Совместно с вами, мой милый Оливье, — поправил его канадец, — позвольте вам представить: граф Лорагю д'Антрэг, мой компаньон и лучший из моих друзей!

Пожав друг другу руки, все направились в столовую, где их ожидала закуска. В дверях столовой Дик заметил слугу, посланного им в деревню нагарнуков; он подозвал его к себе и спросил:

— Ну, что? Где Виллиго?

— Его никто не видел со вчерашнего вечера, ни его, ни Коанука! — был ответ.