Читать книгу "Видео Иисус - Андреас Эшбах"

Гутьер являл собой впечатляющее зрелище, когда входил в раж. На его лбу начинала поблёскивать испарина, его редкие волосы, казалось, электрически заряжались от его пылкой речи и медленно вставали дыбом, а всё его грузное тело становилось частью размашистой жестикуляции. Наверное, его лекции пользовались успехом и хорошо посещались, и уж скучно на них, совершенно точно, не было никому.

– И вот, – воскликнул он, подняв вверх указательный палец, – он узнаёт, где он очутился и в какое время. Он узнаёт, что не только стал современником Иисуса Назарянина, но что тот даже живёт по соседству, в Капернауме на Генисаретском озере, а это всего в нескольких днях пути. Не расстояние для того времени, когда велась оживлённая торговля между Европой, Северной Африкой и Индией. И, наверное, только теперь ему в голову приходит идея снять Иисуса на видео, а запись передать в наше время. И только теперь он начинает раздумывать, как это осуществить. И что он мог тогда выдумать?

– В принципе, – немилосердно вставил Каун, – всё тот же вопрос.

– В принципе, – согласно кивнул Гутьер. – Только условия другие, чем мы принимали до сих пор. Мы имеем дело не с исследователем, а с потерпевшим крушение во времени. К тому же, судя по всему, американским туристом – я не хочу обидеть никого из присутствующих здесь, но тем не менее должен поставить перед аудиторией вопрос: какой уровень исторического познания мы можем предполагать у среднего американца, который совершает туристическую поездку по Израилю.

Эйзенхардт заметил намёк на насмешливую улыбку на губах Шимона Бар-Лева.

– И что, спрашиваю я, такой человек может знать, что помогло бы ему решить проблему передачи видеокамеры на две тысячи лет вперёд? – продолжал Гутьер.

– Я же всё время вам это говорю, – неторопливо сказал профессор Уилфорд-Смит. – Он наверняка как следует упаковал камеру, поместил её в глиняный сосуд, принёс в какую-нибудь безымянную пещеру и оставил там наудачу. Я бы, например, сделал именно так.

– А в конце своего письма написал, где её следует искать, – добавил Каун. – Другими словами, если Фоксу удалось прочитать письмо полностью, он сейчас единственный, кто знает, где камера. Если же ему не удалось расшифровать второй листок, то этого теперь не знает никто.

– Точно, – кивнул тяжеловес из Торонто.

– А вы как считаете? – обратился Каун к Эйзенхардту. – Что бы вы сделали на месте того парня?

Писатель поднял брови, рассеянно взглянул на могущественного главу концерна и продолжал молчать мучительно долгое время.

– Я бы, – сказал он наконец задумчиво, – попытался стать одним из двенадцати спутников Христа.

* * *

– Окей, – сказал Стивен, когда они снова сидели в джипе, – всё это выглядит замечательно. А теперь давайте спросим у вашего отца, что…

– Нет, – тотчас перебила его Юдифь.

– Что?

– Нет!

Он с недоумением посмотрел на неё, потом на Иешуа, который с чувством неловкости пожал плечами. Юдифь озлобленно смотрела перед собой, и желваки её ходили ходуном.

Ничего себе. Стивен выдохнул и снова вдохнул. Весёленькое семейство.

– Ну хорошо, – сказал он так, как будто ничего не случилось. Он повернул ключ зажигания. – Забудем об этом.

* * *

Дискуссия разом оборвалась, когда в дверь мобильного домика постучали. Это была одна из секретарш Кауна, фигуристая, платиново-блондинистая, абсолютно соответствующая идеальному образу секретарши и даже не вполне земного происхождения. Если её и смутило, что на неё молчком уставились пятеро мужчин, будто застигнутых за каким-то гнусным делом, она не подала виду. Ах, да что там смутило? Её скорее смутило бы, если б на неё никто не уставился.

Она протянула своему шефу визитную карточку и что-то шепнула на ухо. Каун изучил карточку и поднял бровь.

– Скарфаро? – шёпотом же ответил он. – Не знаю такого. И чего он хочет?

Она снова что-то шепнула ему.

– Окей, – кивнул он. – Скажите, что я сейчас приду.

Она вышла, оставив за собой лёгкий шлейф аромата, навевающего мысли об элегантных яхтах и дорогих бриллиантовых колье. Эйзенхард уже успел заметить, что Каун привёз с собой трёх секретарш, которые несли в одном из мобильных домиков круглосуточную посменную службу. Жили они в каком-то не очень отдалённом отеле, по крайней мере, каждые восемь часов одна из них подъезжала на маленькой машине, на которой тут же уезжала та, которую она сменяла.

– Господа, – Каун, вдруг снова превратившись в значительного бизнесмена, поднялся, тут же раздавшись в плечах, и на ходу застегнул свой дорогой двубортный пиджак, – прошу вас пока продолжить дискуссию без меня. Я вернусь, как только позволят дела.

Он коротко вскинул подбородок и чуточку выдвинул его вперёд, что сообщало выражению лица некоторую агрессивность, снова кивнул всем собравшимся и покинул комнату переговоров.

Некоторое время было тихо, лишь кондиционер жужжал и пощёлкивал.

– Один из спутников Христа, – наконец прервал молчание профессор Уилфорд-Смит как ни в чём не бывало. – Если он был одним из спутников, то стал бы впоследствии и апостолом. Это значило бы, что в экстремальном случае он мог бы доставить камеру даже в Рим.

– При условии, что он не взял на себя роль Иуды, – вставил Гутьер.

– А вы бы взяли на себя добровольно роль Иуды?

– Нет. Разумеется, нет.

Эйзенхардт с усилием пытался вспомнить, что ему было известно об истории апостолов. Известно было совсем немного. В последние дни он часто заглядывал в Новый Завет – пожалуй, чаще, чем за всю свою предыдущую, не очень религиозную жизнь. Но найти ему удалось только англоязычное издание, и он помучился с четырьмя Евангелиями. А до посланий апостолов так и не добрался.

Мысль пришла ему в голову неожиданно. И что-то в ней было. Как всё это происходило? После смерти Иисуса – или после его Вознесения, если угодно, – на его спутников снизошёл Дух Божий. Этому событию посвящено празднование троицы, или пятидесятницы, насколько он мог припомнить. Во всяком случае, спутники Иисуса, которые во время его жизни были унылыми и несообразительными, внезапно обрели красноречие, воодушевление и харизматическую силу убеждения и пошли в мир, чтобы проповедовать новое учение. Странная трансформация, если подумать. Если бы он допустил такой ход в каком-нибудь своём романе, то его редактор исчеркал бы поля рукописи красными вопросительными знаками и написал: «Немотивированная перемена образа мыслей!»

– Камера не могла попасть в Рим, – резонно заключил профессор Гутьер, – потому что это значило бы, что путешественник во времени… Может быть, нам стоит называть его как-то по-другому? Как назвать того, кто провалился в другое время? Потерпевший времякрушение? Ну, не важно. Итак, это значило бы, что его можно было бы идентифицировать как апостола Павла. В Рим попал Павел. Но Павел никогда не встречал Иисуса.